Вдалеке, за волноломом я разглядел лайнер. Он отправлялся в плавание и, покидая порт, просигналил низким гудком. Цепочка его светящихся иллюминаторов напоминала нитку жемчуга на воде…
В пятнадцати милях к югу снова блеснул Эддистонский маяк — крошечный огонек, адресованный всем путешественникам. Ежеминутно мигая, он словно бы говорил: «Дети мои, скоро уже конец пути — Плимут близко. Но, ради Бога, будьте осторожнее, не налетите на меня!»
Я отправился в старый порт Барбикан, чтобы лично увидеть место, откуда когда-то начал свое плавание знаменитый «Мэйфлауэр». По правде сказать, я ожидал застать здесь всех американцев, которых в это время года занесло в Западную Англию. В моем понимании, они должны были стоять в торжественных и почтительных позах вокруг мемориальной таблички. Вместо того я обнаружил одного только старого и хромого моряка, который сидел на скамье и покуривал грубо вырезанную трубку.
— Доброго вам утра, — поздоровался я.
— И вам того же, сэр, — произнес он, тягуче растягивая слова; затем вынул трубку изо рта и метко сплюнул в воды гавани Саттон-Пул.
— Солнечный выдался денек сегодня!
— Так точно, сэр!
Мы молча наблюдали, как у Саттонского причала разгружается рыболовецкая флотилия. Целую неделю траулеры провели в штормовом море и теперь наслаждались мягким приливом в защищенной гавани. Толстый слой соли выступил на закопченных трубах; та самая же соль блестела на усах и бакенбардах рыбаков, неизбежно отрастающих за время плавания. Поверхность причала была скользкой от рыбьей чешуи и осколков льда. Громогласный мужчина (по виду — из местных) стоял над бесформенной кучей мертвой рыбы — там был гигантский скат размером с карточный столик, налим, палтус, камбала, крабы и лиловые омары. Рыбаки в своих грубых башмаках гулко топали по каменной набережной, их лица приобрели красновато-коричневый оттенок — чисто красное дерево. Я залюбовался их ловкими движениями, сильными телами в синих вязаных фуфайках и коричневых штанах. Чудесная живописная картинка в ярких лучах предобеденного солнца…
— Так значит, «Мэйфлауэр» отплывал отсюда?
— Именно так, сэр, в 1620 году, — старый моряк небрежно ткнул трубкой в дальний конец мола. — Да вы и сами можете прочитать на том камне.
Он поднялся и захромал к небольшому каменному обелиску, установленному посреди дороги.
«“Мэйфлауэр”, 1620 год» — гласила надпись на обелиске.
— Будь вы американцем, наверняка попросили бы сфотографировать вас рядом, — сказал старик. — И, хочу заметить, были бы совершенно правы. Интересно, где бы сегодня была их Америка без нашего «Мэйфлауэра»! Благодарю вас, сэр.
Он заметно повеселел.
— Видите вон тот дом — номер девять в Барбикане, — в этом самом доме отцы-пилигримы провели последнюю ночь перед отплытием.
— Что, все сто двадцать человек?
— Ну… я думаю, столько, сколько поместилось, сэр.
Заинтересованный, я направился к дому номер девять.
Возможно, здесь скрыто одно из величайших сокровищ Англии. В Барбикане сохранилось совсем немного построек елизаветинской поры. Если пятого сентября 1620 года сто двадцать человек из числа отцов-пилигримов вынуждены были искать себе кров и ночлег в непосредственной близости от причала, то кажется весьма вероятным, что некоторые из них ночевали в доме номер девять. В любом случае, это будет нетрудно выяснить. Первый этаж здания ныне занимала контора, торгующая углем.
— Боюсь, пока они ищут доказательства того, что отцы-пилигримы действительно здесь ночевали, — заговорил человек за прилавком, — дом благополучно снесут в соответствии с программой улучшения жилого фонда.
Да, это серьезная проблема, которую руководство Плимута обязано решить в ближайшее время.
— Странно, что не многие американцы знают этот дом — наверное, он не отмечен в их путеводителях. Мы называем его Мэйфлауэр-хаус, и в Барбикане все уверены, что пилигримы жили в нем (так же, как и в других домах — ныне уже снесенных), пока их корабль готовился к отплытию.
Я попросил разрешения осмотреть старинное здание.
— Наверху живет пожилая леди, — ответил клерк, — спросите у нее.
Я поднялся по темной лестнице. В маленькой полутемной комнатке старуха чистила картошку. Я объяснил ей, что интересуюсь «Мэйфлауэром». Она бесстрастно окунула картофелину в воду и объявила:
— Я занята.