Неожиданно из темноты по правую сторону от трона выступила фигура в белой шерстяной тунике и по ступеням стала спускаться к ребенку. Лицо человека скрывала белая маска. Обеими руками он держал сверкающий стальной меч футов пяти длиной. Не издав ни звука, он молниеносно взмахнул мечом. Барабан смолк.
В то мгновенье, когда меч завис над шейкой девочки, слева от трона появилась другая фигура — в черном. Она бросилась вниз по ступеням, и хотя руки ее были тоньше, чем у человека в белом, сумела остановить меч, занесенный над головой ребенка. Острое сверкающее лезвие застыло на полпути. На минуту они замерли над неподвижным ребенком: две фигуры — черная и белая — в позах танцоров с невидимыми лицами. Черные пряди девочки рассыпались, обнажив белую шейку.
В наступившем молчании фигуры отскочили друг от друга и исчезли в темноте за огромным троном. Девочка продолжала стоять на коленях. Подошла жрица и вылила на ступени возле нее чашу какой-то жидкости. В полутьме зала пятно выглядело зловещечерным.
Девочка поднялась, осторожно по ступеням сошла вниз и остановилась. Две высокие жрицы надели на нее черный хитон с капюшоном и мантию и повернули лицом к темному пятну и трону.
— О, пусть Безымяные увидят девочку, которая рождена истинно Безымяной. Пусть они примут ее жизнь и годы ее жизни до самой смерти, которая также принадлежит им. Пусть они найдут ее достойной. Пусть ее съедят!
Другие голоса, высокие и резкие, как звуки труб, ответили:
— Она съедена! Она съедена!
Испуганная девочка из-под своего черного капюшона смотрела снизу вверх на трон. Драгоценные камни, украшавшие огромные подлокотники и спинку, запылились. Резьбу покрывали паутина и совиный помет. На трех верхних ступенях, которых никогда не касалась нога смертного лежал такой толстый слой пыли, что они казались просто серым грязным скосом. Мраморные плиты с красными прожилками скрывал толстый нетронутый слой пыли, накопившийся за столетия.
— Она съедена! Она съедена!
Снова послышался бой барабана. Теперь он звучал резче, а удары участились.
В полной тишине — лишь шуршание одежд и звук шагов — процессия двинулась прочь от трона к далекому яркому квадрату входа. По обе стороны зала поднимались толстые двойные колонны, похожие на икры огромных белых ног. Их вершины скрывались где-то в полумраке под потолком. Вместе с жрицами шла девочка. Теперь она, как и остальные, была во всем черном. Ее маленькие босые ножки чинно ступали по ледяным каменным плитам с пробивающей сквозь трещины заиндевелой травой. Когда на нее упал косой луч солнечного света, она даже не подняла головы.
Стражники широко распахнули огромные двери, и мрачная процессия покинула Тронный Зал. Стояло раннее утро. Дул холодный ветер. Над необъятным простором на востоке ослепительно сверкало солнце. Его золотые лучи освещали вершины гор и фасад Тронного Зала.
Жрицы тихо запели. Мелодия состояла всего из трех нот. Поющие без конца повторяли одно и то же слово, и оно было таким древним, что давно уже утратило свое значение, как дорожный столб у забытой дороги.
Все строения в низине все еще окутывала сиреневая дымка, и только на холме Храм Крестных Братьев с недавно позолоченной крышей сиял на солнце. Черная вереница, извиваясь, спускалась с Горы Могил.
Они снова и снова повторяли это бессмысленное слово. Весь день Возрождения Жрицы звучало женское пение — монотонный непрерывный гул.
Маленькую девочку водили из храма в храм, из одной комнаты в другую. В одном месте ей положили соль на язык, в другом — поставили на колени лицом к западу, остригли волосы и вымыли голову маслом и душистым уксусом. В третьем она легла вниз лицом на черную мраморную плиту за алтарем, а пронзительные голоса запели похоронную песнь. Весь день ни девочка, ни жрицы не притрагивались к еде и не выпили ни глотка воды. После захода вечерней звезды раздетую девочку положили на овечью шкуру. Этот темный без окон дом был заперт уже много лет, его открыли только сегодня. Воздух был тяжелый и спертый. Безмолвные женщины оставили девочку в темноте и ушли.
Она лежала не двигаясь, в одном и том же положении, с широко раскрытыми глазами. Так прошло много времени.
И вдруг на высокой стене задрожал слабый отсвет. Кто-то тихо шел по коридору, загораживая свечу, так что она почти не давала света. Послышался хриплый шепот:
— Ты здесь, Тенар?
Девочка не ответила.
В дверь просунулась голова. Странная это была голова: совершенно лысая, она напоминала очищенную картофелину. Крошечные карие глазки походили на проклюнувшиеся глазки. Нос утопал между огромных плоских щек, безгубый рот больше походил на щель. Девочка, замерев, смотрела на это лицо.