Да, Костя был симпатичным юношей. Не особо рослым и мускулистым, но выгодно отличающимся от местных несмываемым налетом внутренней и внешней интеллигентности. Но не внешние и внутренние качества участкового привлекали сельчанок в это раннее летнее утро. Их привлекало то, что вез через все село на ржавой, видавшей виды тележке этот самый Константин Дмитриевич.
Упираясь в пыльную дорогу ногами и ежеминутно вытирая пот в высокого белого лба, вез он свою страшную находку в ФАП, пренебрегая всеми правилами ведения расследования.
Сказалась ли бессонная ночь, шок ли от серьезности первого преступления, свалившегося на него в этой скучной, как казалось, дыре, он сам не мог объяснить. И уже на полпути понял, что неправ. Но разворачиваться и везти труп обратно было бы еще неправильнее. Поэтому, мысленно костеря себя на чем свет стоит, Костя нес свою тяжкую ношу.
Картину завершал козел. Казалось, что из всей компании он единственный был доволен жизнью. Гордо неся свои рога, завершал он процессию. Шаг козла был легок и четок. Взгляд убеждал самых отчаянных в бесполезности попыток присоединиться к процессии.
Если бы у кого-нибудь была возможность наблюдать село с высоты птичьего полета, то этот кто-то наблюдал бы загадочную картину. По Но-Пасарану двигалась невидимая граница. Перед ней все было относительно тихо и спокойно. Редкие коровы задумчиво поджидали подружек, еще более редкие собаки лениво вычесывали блох. Зато за границей наблюдалось настоящее броуновское движение. Прилично вели себя только мудрые и равнодушные к суете земной коровы. Зато с женщинами и собаками творилась нечто невообразимое. Собаки с счастливым лаем пристраивались к процессии на почтительном отдалении от козла, часть женщин забегала к себе домой будить мужей, часть – в те дома, хозяева которых не выгоняли коров и не знали о последних событиях.
Это была пытка. Этого не проходили в школе милиции. Прекратить это безобразие не смог бы и Афиногенов Виктор Августинович, седой и совсем старенький преподаватель замшелого возраста, бывший чекист, который еще раньше был сыщиком царской охранки.
Пытка закончилась только тогда, когда Костя добрел до ФАПа и сдал труп на руки бывалого фельдшера. Но и это было еще не все. Самое страшное ожидало Костю тогда, когда, вооружившись всеми средствами осмотра места преступления, он вернулся в орешник.
Орешник заметно поредел. Окрестности его напоминали кадры из эпизода с условным названием: «Крепостные идут по грибы, по ягоды». Там и тут мелькали пестрые сарафаны, слышались девичьи вскрики и мужской говорок. Над орешником витали тучи табачного дыма. Место преступления было вытоптано добротно и основательно.
Только через час, после испробования всех законных и незаконных средств, Комарову удалось изгнать варваров и оцепить место преступления. Улик было более, чем достаточно. Сигаретные бычки можно было грести лопатами, конфетные фантики изобиловали отпечатками пальцев, оторванные пуговицы могли сделать честь коллекции рачительной хозяйки, на поредевших, выломанных ветках орешника покачивались разноцветные клочки одежды. Про следы от ботинок и говорить нечего: на клубной танцплощадке их было меньше.
И только пятачок, где лежал труп, остался в неприкосновенности. Костя вздохнул и принялся за осмотр места происшествия, ограниченного, после визита всего Но-Пасарана, полутора квадратными метрами. Полчаса упорного поиска привели к тому, что кроме небольшой, впитавшейся в землю бурой лужицы Костя ничего не обнаружил. Кровь принадлежала, бесспорно, убитому, но все-таки Комаров взял небольшую пробу грунта: в криминалистике важно все! По обилию крови стало ясно, что усатый умер не от прямого удара в сердце. Вполне вероятно, что он вообще умер не сразу.
Кстати, личность его удалось установить быстро, еще в фельдшерско-акушерском пункте. Там же стало ясно, почему труп пролежал в орешнике почти сутки и его никто не хватился. Убитый, Куроедов Сергей Игнатьевич, жил один, работал на мелькрупкомбинате в должности младшего бухгалтера и ни с кем не общался. Причиной столь редкой на селе нелюдимости являлась судимость, которую Куроедов добросовестно отбыл в соседней колонии. Как и многие осужденные, которых никто не ждал дома, после получения свободы Сергей Игнатьевич остался жить в Но-Пасаране, вел себя тихо, прилично, ни с кем не дружил и не враждовал.
То, что Куроедов не имел врагов, было плохо. Сложнее было вычислить причину убийства. Костя вздохнул и решил заняться сбором и сортировкой лоскутов одежды со сломанных веток орешника, полурастоптанных бычков и оторванных пуговиц.
Когда сбор мусора уже подходил к концу, участкового привлек непонятный, едва уловимый шум в районе местонахождения трупа.
«Черт, неужели убийцу потянуло на место преступления?» – обрадовался Костя. Он лег на землю и постарался не сопеть. Характер шума в кустах был совершенно беззастенчивый. Вести себя так нагло не мог человек, сутки назад совершивший убийство. На всякий случай Комаров снял с предохранителя «Макарова» и по-пластунски, стараясь производить как можно меньше шума, пополз к подозрительному месту. Доползти он не успел. Из орешника показалась омерзительная, вся в буроватой земле, морда Мальвины.
«Пришла в надежде поживиться мертвечиной, – хладнокровно констатировал Костя, – ничего не нашла, но покопалась на месте кровавой лужицы».
Мальвина вела себя неадекватно. Выражение разочарования на ее мордашке смешивалось с алчным огоньком в крошечных, почти закрытых спутанными клочками шерсти глазках. Болонка оглянулась и, почти уткнувшись носом в землю, медленно пошла прочь от орешника. В высокой траве ее не было видно. Только напряженно приподнятый грязный серо-голубой хвост, нервно подрагивая, выдавал направление движения.
«Она же след берет», – осенило Костю.
Стараясь не спугнуть невольную помощницу, Комаров пополз следом. Ползти пришлось довольно долго. За вытоптанной но-пасаранцами зоной трава была более густой и высокой, чтобы не потерять из виду Мальвину, Косте приходилось часто поднимать голову. Когда он в очередной раз вынырнул из травы, кроме хвоста собаки его внимание привлекла не совсем заурядная травинка. На сочной зелени осоки темным пятном бурела застывшая капля.
«Кровь», – понял участковый.
Мальвина вела его по правильному следу. Сейчас он и сам стал замечать, что трава по направлению движения несколько примята, что размазанные и застывшие капли крови встречаются не так часто, как того хотелось бы, но достаточно для того, чтобы понять: то, что здесь волокли, было не мешком с комбикормом, а истекающим кровью человеческим телом.
– Мне бы свою, настоящую собаку, – тихо помечтал Костя, – вот мы бы дел наворотили! Надо Кирюхе написать, пусть в городском питомнике овчаренка присмотрит. А пока буду деньги откладывать. Хорошая служебная собака дорогого стоит.
Пока юноша мечтал о хорошей служебной овчарке, плохая декоративная болонка вывела его к краю села. Возле какого-то необычного сооружения Мальвина закружилась вьюном, повизгивая от нетерпения и поднимая тучи пыли.
«Пора, – решил Костя, – а то и здесь следы уничтожит».
Уже не скрываясь, он встал в полный рост и направился к бьющейся в истерике болонке. Мальвина, увидев вчерашнего врага, перестала крутиться, замерла, приподняла верхнюю губу, обнажив розовые десны с белоснежными остренькими зубками и предостерегающе зарычала.
– Врешь, теперь врасплох не захватишь, – пригрозил Костя, погрозив агрессивной француженке «Макаровым».
Но выросшая среди диванных подушек болонка или не знала, что такое пистолет, или пребывала в уверенности, что профессиональный защитник слабых не поднимет на нее смертоносное оружие. И быть бы новому участковому вновь покусанному, если бы не неожиданная поддержка в виде уже выручившего его раз козла.
Животное выросло, словно из под земли, в тот момент, когда зловредная болонка уже приготовилась к прыжку. Козел угрожающе наклонил голову с убедительными рогами и стал медленно надвигаться в сторону агрессивного зверя. Мальвина только притворялась глупой собакой: в положении умственно отсталой легче было жить и творить всякие гадости. Но инстинкт самосохранения у нее был развит очень даже неплохо. Козел – не участковый, он думать о последствиях не будет. Произведя небольшую мыслительную операцию и сделав выбор, болонка приняла отсутствующий вид, с удовольствием почесалась и неторопясь направилась в сторону родимого дома.