— Ну а ты кто, например, — кивнул здоровяк в сторону политтехнолога.
— Я? Я звукорежиссер. Записываю русские песни.
— Обыщите его!
Один из автоматчиков бесцеремонно залез политтехнологу в карман и вытащил зеркальную звезду Давида.
— Так, так. Еврей, к тому же ряженый, в поисках русской песни. Похоже на заговор.
— Я не еврей! Вернее я еврей, но наполовину. Нет, ни так. Я наполовину русский, а еврей… Тоже наполовину… — политтехнолог совсем запутался, словно муха в паутине.
— Ну а ты кто? — кивнул здоровяк в сторону капитана, который слушал с замиранием сердца.
— Я здесь случайно. Я на рыбалку, у меня и удочки есть.
Помощники вытащили и положили у ног здоровяка удочки и рюкзак.
— Еврей?
— В смысле?
— Что в рюкзаке?
— Книги.
Здоровяк развязал рюкзак и монотонно, как уставший дед мороз, которому порядком надоело извлекать дешёвые подарки, но делать нечего такая у него работа, запустил в горловину руку. Было видно, как округляются его глаза, потому что он извлёк пистолет «Макарова». Затем ещё один пистолет «Макарова» и две гранаты. Затем аккуратно запаянный пакет с белым порошком и несколько специфических, унижающих национальное достоинство книг.
— Загнать бы вас туда, куда макар телят не гонял. Хороши игрушки. И книжки! — Здоровяк взял одну из них. — Так. Генри Форд «Международное еврейство». Ну-у, молодцы. Сами евреи распространяют антисемитскую литературу! Ну-у вы, бля, террористы.
— Мы! Мы фольклористы, вашу мать! — вступился шеф–повар. — А этого рыбака с рюкзаком подобрали на дороге.
— К стенке их! — приказал здоровяк.
— Куда? — спросил один из автоматчиков.
— Поставьте рядком, вот сюда к берёзкам.
— Послушайте! — воскликнула Лаура, понимая, что счёт пошёл на секунды. — Давайте договоримся!
— Отпустите нас к маме! — завыли девушки с веслом.
— Давайте. Вы нам говорите: кто вы такие, цель поездки, кто всем этим заправляет, и мы вас…
— Довольно, на первый раз хватит, — услышали все знакомый голос.
Хлопнула дверь представительской машины, которая, по всей видимости, стояла за кустами акации и навстречу немому коллективу народного творчества, так как все, естественно, онемели, вышел бессменный его руководитель — несравненный командор. Пожалуй, в данную минуту сравнить его можно было только с Муссолини, но тот, правда, давно умер. Воспользовавшись паузой и сотворив кульбит, капитан нырнул в кусты, словно рыба в воду. Послышался лёгкий всплеск разлетевшихся листьев, и наступила минута молчания.
— Илья?! — Первым очнулся политтехнолог. — Ты?!
— Я. Я сейчас все объясню: это была маленькая проверка, переходящая в шутку. Вы держались мужественно. Вы заметили, я специально остановил спектакль раньше времени, не доводя его до логического конца. За перенесённые неудобства всем причитается премия.
— Ну, знаешь! — политтехнолог обиделся.
— Хороши шуточки, — шеф–повар смахнул со лба капельки пота. — Я чуть не обмочился, вашу мать.
— Предупреждать нужно! — возмутились девушки с веслом. — У нас обморочное состояние.
Лаура промолчали, возможно, была в курсе дела. Дирижёр хотел тоже возмутиться, но взглянув на Лауру, которая стреляла похотливыми глазками, вовремя передумал и прикусил зубами язык.
— Понимаю, вы немного переволновались. Поэтому, чтобы выпустить пар, разрешаю отдубасить обидчиков. — Хлопнув в ладоши, командор словно давал команду старт. — А потом будет обед.
— Ну, командор!! — возмутился здоровяк.
— Ничего, ничего потерпите…
Девушки с веслом, решившие начать с первого колышка, шустро отстегнули лопасти. Пока шеф–повар закатывал рукава, Лаура нанесла здоровяку неотразимый удар между ног.
— У–у–у, ссс… — прошипел здоровяк.
Что он хотел возразить, мы вряд ли узнаем. Русский язык имеет галактическое богатство. Но в данном случая лучше использовать допустимое литературное ругательство «сука».
Дирижёр остался безучастным. Возможно, наблюдая за тем, как его возлюбленная умело распускает руки, он, глядя на её одержимость, ощущал на своём теле (при каждом ударе) давно неиспытанные эротические ласки. Что касается политтехнолога, то он давно сидел в машине рядом с командором. И до него долетали лишь некоторые звуки, будто грузчики, пыжась, переносили рояль вместе с пианистом, причём пианист от страха высоко охал и ахал. Видя некоторую неловкость специалиста по выборам, командор закрыл окно и включил русскую классику.
— Вот такая скверная история, — сказал командор.