Инженер-механик доложил Кавуну о благополучном прибытии флотилии.
— Добре, добре, — махнул рукой Кавун. — Ну, як човны, гарни?
— Гарни, Юхим Тарасович. Восьмибалльный шторм на Черном море выдержали. Моторы, что звери, в сто пятьдесят лошадиных сил каждый.
— А хлопцы?
— И хлопцы гарни.
— В триста белужьих сил! — вставил Сашка.
— Да ты за десять акул потягнешь, — засмеялся Кавун, тряся двойным подбородком. — Жинка тоби, чертяке, потрибна.
— Женюсь, Юхим Тарасович.
— Э-э-э… — безнадежно махнул рукой Кавун.
— Клянусь своей неугасимой люлькой, — и он выпустил изо рта такое облако едкого дыма, что Кавун и Васильев отвернулись от него. — Уже и невеста есть.
— Добре. Показуйте нам ваш швыдкий човен… А де ж мий замполит и секретарь райкому?
— Орлов и Жуков сейнер осматривают.
— А Кузьмич? Контр-адмирал флота?
— С ними, — ответил инженер-механик.
— Пишлы и мы…
Начальство интересовало все: и штурвальная, и радиорубка, и трюм, и крановое приспособление для поднятия грузов из воды на палубу, кубрик, камбуз, машинное отделение…
Осмотром сейнера все остались довольны. Жуков сказал:
— Замечательное судно! Это корабль в миниатюре. А что, Григорий, — обернулся Жуков к Васильеву, — нам бы пару таких богатырей-скороходов в тридцатом году, а?
— Тогда мы и мечтать не смели о таком счастье.
— Нет, — не согласился Жуков, — мечтали.
— А выезжали на бабайках и веслах. Хребтина трещала. Штормы турсучили нас.
— Мечтали и верили, — продолжал Жуков. — Верили и надеялись. Вот и сбылись наши мечты. Оправдались надежды. — И еще раз похвалил: — Отличное судно!
Панюхай толкал Орлова кулаками в спину, просил:
— Кажи, зятек, капрон. Кажи…
— Сейчас, отец… Ну, товарищи, порадую и я вас одной вещью. Посмотрите, какой роскошью снабжает государство наших рыбаков, — и он распаковал один тюк.
У Панюхая от изумления глаза разбежались… Он осторожно брал в руки капроновую сеть, дул на нее, с восхищением восклицал:
— Мама двоеродная! Словно из паутины сделана… Будто из воздуха сплетена.
— Нить капрона очень тонкая и очень прочная, — сказал Орлов. — Заметьте себе, что эта нить в два с половиною раза крепче стальной нити.
— Стальной? — сморщил волосатое лицо Панюхай. — Мамочка ты моя двоеродная!
Палуба сейнера наполнилась рыбаками. Всем хотелось посмотреть и подержать в руках капроновую сеть. Кто-то потянул Сашку за руку. Он обернулся и увидел улыбающуюся Анку.
— Ты?.. Здравствуй, Анка! Как здоровье?
— Порядок, — ответила Анка.
— Молодец, красавица.
— Есть и покрасивее меня, — лукаво улыбнулась Анка. — Выйдем из этой толчеи.
Они сошли по трапу на пирс.
— Хочешь, Сашок, я порадую тебя?
— Радуй, моя красавица, радуй, — и Сашка торопливо стал набивать табаком трубку.
К ним подошли Дубов и Тюленев.
— Сашок, показывай нам своего красавца, — обратился к нему Дубов.
— Некогда, друзья. Там, на борту, мой помощник. Идите, — и он подтолкнул их к трапу. — Я занят, занят.
— Смотри, приятель, Орлов заметит, — сказал Тюленев.
— Ладно, ладно, — засмеялась Анка.
Дубов и Тюленев поднялись на сейнер.
— Ну? Радуй, Анка.
— Олеся здесь. Олеся Минько.
У Сашки изо рта выпала трубка.
— Шу… шутишь? Откуда ты ее знаешь?
— Ее уже все в хуторе знают. Она третий день гостюет у нас. Рассказывала, как вы познакомились…
— Погоди, Анка… Каким же ветром ее занесло сюда?
— Завтра в Доме культуры трибунал будет судить этого слизняка… Пашку. Вот и вызвали Олесю. Она будет выступать на процессе как свидетельница.
— А где Олеся? — завертел головой Сашка.
— Ну и хорош же ты, Сашок, любимую девушку не видишь. Да вон она… возле конторы МРС с Глафирой Спиридоновной, Таней и Соней Тюленевой стоит. Узрел?
— Узрел! — и Сашка побежал по пирсу. — Леся!.. Да родная же ты моя!.. Лесенька…
Он с разбегу обнял Олесю и при всем народе расцеловал.
— А больше никого не приметил? — с хитринкой посмотрелана него жена Жукова.
— Олеся весь белый свет заслонила перед ним, — улыбнулась Соня.
— Эх ты, Сашок… — укоризненно покачала головой Таня.
— Глафира Спиридоновна!.. — спохватился Сашка. — Сонюшка… Татьянка!.. Здравствуйте!..
— Наконец-то и нас разглядел! — засмеялась Глафира Спиридоновна.