Он и виду не показал, но она почувствовала, что он смутился.
— Я не думал, что моя личная жизнь настолько тебя интересует, — пробормотал он.
— Я же говорю тебе все, Марк, все, что имеет ко мне хоть какое-то отношение!
— Но это не одно и то же.
— Нет, абсолютно то же. Разве мы с тобой не друзья?
— Я никогда не был твоим другом и не буду, — решительно заявил он.
Он наклонился, чтобы лучше видеть ее. А она думала о Лоране. Он вспылил, когда она сказала ему об этом свидании с Марком: «Опять?! Зачем? Где? В какое время?..»
— Хорошо, хорошо, — сказала она. — Я не буду больше задавать тебе вопросов. Эта женщина навсегда останется для меня интригующей загадкой!
В бистро нарастал шум. Два парня спорили с хозяином, который отказывался принять зажигалку в уплату за выпитое. Марк сосредоточенно размышлял о чем-то. Он явно колебался, не зная, отступать или сделать шаг вперед. Наконец, он сказал:
— Анна, я собираюсь жениться.
Она почувствовала, как внутри у нее что-то дрогнуло. Не от радости и не от огорчения. Скорее — от неожиданности и от тоски.
— Это меня не удивляет, — сказала она. — Ты создан для брака. Во всяком случае, куда больше, чем я!
— Я тоже так думаю, Анна! Ты считаешь меня глупым, старомодным!
— Вовсе нет!
— Ты знаешь, я долго колебался... Затем на прошлой неделе решил... То есть мы решили — Коринна и я... Да, ты ее знаешь, это — Коринна Беранже...
Перед мысленным взором Анны возник образ высокой блондинки с пышным бюстом и победоносной улыбкой. Дама светская, экспансивная, чемпионка по гольфу или чему-то еще...
— Но... она же замужем, — заметила Анна.
— Коринна развелась с мужем в прошлом году.
— И правильно поступила, — одобрила Анна. — Это была такая неподходящая пара! К тому же она всегда питала к тебе слабость. Вспомни, еще до нашего развода она безумно кокетничала с тобой. Как мы тогда смеялись по этому поводу!
А про себя она подумала, что эта до крайности поверхностная Коринна способна дать Марку куда больше счастья, чем она сама. Он же глуповато улыбался — точно школьник, надевший новый костюм.
— Ты очень влюблен в нее? — спросила Анна.
— Это могло бы случиться, если бы мне удалось забыть тебя, — со вздохом сказал он.
Ей стало противно. Она увидела в его словах лишь нарочитую лесть, попытку оправдаться перед ней. Жаль, что так получилось! Еще вчера Марк принадлежал ей, играл подле нее определенную роль: он был её другом, как Пьер её отцом, а Лоран — её любовником. Теперь же он для нее — никто. Он удалялся от нее, таял, обесцвечивался. Он мог жениться или не жениться, уехать за границу или остаться в Париже, процветать или скончаться от инфаркта — его судьба отныне ей безразлична. Не чувствуя пропасти, которая разверзалась между ними, Марк проговорил:
— Коринна очень хотела бы встретиться с тобой.
Анна знала, что это неправда, но в свою очередь соврала:
— Мне тоже хотелось бы ее увидеть. Надо будет созвониться в один из ближайших дней...
Она улыбалась, хотя внутри у нее все сковало холодом. Точно под кожей образовался металлический каркас, а в голове — стальной шар.
— На будущей неделе я снова уезжаю в Японию, — сказал он. — Тогда уж по возвращении.
— Прекрасно.
Он попытался взять ее за локоть, но она уклонилась. Ах, как она вдруг ощутила отсутствие Лорана! Увидеть его скорее, броситься к нему на грудь... Вот это человек живой, нервный, капризный, полный восторгов, возмущений! Смуглый и крепкий, как каштан. И он ревнует ее к Марку! Можно помереть со смеху. Она заставила себя поговорить еще немного о том, о сем, хотя ей казалось, что она топчется в тумане. Наконец, она распрощалась с Марком. Он хотел проводить ее до дома. Она отказалась. Они расстались на перекрестке Одеона. На другой стороне площади, на углу улицы Старой Комедии, Лоран ждал Анну, пригнув голову, засунув руки в карманы.
— Ну как, — спросил он, — ты хорошо провела время?
— Отлично! — ответила Анна, смеясь. — Я его больше никогда не увижу.
Такси медленно двигалось сквозь моросящий мелкий дождь. За запотевшими стеклами город казался мрачным нагромождением серых скал, блестящих тротуаров, расплывающихся деревьев и мокрых, точно переводные картинки, афиш. Когда кончилась заупокойная служба, мглистое, низко нависшее небо внезапно разразилось дождем. В церкви было мало народа, еще меньше на кладбище. Пьер никогда бы не подумал, что у госпожи Жироде так мало родственников и друзей. Он сказал об этом Элен. Сидя рядом с ним, она со вздохом промолвила:
— Фактически вся ее семья — это я. Она была очень нелюдима. Лучшими ее друзьями, мне кажется, были любимые персонажи из книг.
Элен говорила тихо. Тонкое лицо ее отражало усталость и горе. Пьер с бесконечным сочувствием украдкой посматривал на нее. Во время похорон он все думал о другой церемонии — похоронах Эмильенны. Все было то же — церковная служба, цветы, черные драпри, тяжелый блестящий гроб, красные лица могильщиков, яма в глинистой почве, доски, веревки. Но не было чувства отчаяния. Он похоронил жену и с нею вернулся домой. Эта мысль заставила его похолодеть. Он отвернулся от Элен и посмотрел в окно машины. Мир живых был не более реален, чем мир мертвых. Прошлое переплеталось с настоящим, траур — с надеждой.
Они подъехали к дому Элен. Было половина двенадцатого утра. Она пригласила его зайти. Он не без удовольствия вновь очутился в маленькой гостиной цвета розоватой раковины. Элен в черном платье, словно сирота, забилась в глубокое кресло. Она все говорила о госпоже Жироде, вспоминала ее доброту, ее глубокие познания. Пьер поддакивал, но ему больно было видеть ее такой подавленной. Вредно так горевать, думал он. Как было бы хорошо, если бы он мог пробыть с ней до конца дня! Он попросил у нее разрешения позвонить по телефону. Она провела его к аппарату. Ответила Луиза. Он спросил:
— Моя дочь не говорила, придет она сегодня домой обедать?
Она сказала, мосье, что будет обедать где-то с мосье Лораном.
— Тогда не готовьте ничего для меня, Луиза. Я тоже пообедаю в другом месте!
И он радостно объявил Элен:
— Я никуда не ухожу. Мы пообедаем вместе в ресторане. Согласны?
Она поблагодарила его взглядом, полным глубочайшей признательности, и проговорила:
— С удовольствием, Пьер. Только мне никуда не хочется идти. У меня дома все есть.
Он помог ей накрыть на стол. Она поставила в центре букет анемонов. И они скромно поели, сидя друг против друга в полумраке дождливого дня.
— Как мило, что вы остались! — сказала Элен. — Ваше присутствие для меня такая поддержка!
Он через стол поцеловал ей руку:
— Мне хотелось бы сделать для вас гораздо больше, Элен. Просто не могу смотреть, когда вы грустите. Что будет теперь с вами? Что станет с магазином?
Элен приложила салфетку к губам.
— В том-то и дело, что меня это очень тревожит, — сказала она. — Незадолго до смерти тетушка составила завещание, по которому я наследую все ее имущество...
— Но это же очень хорошо! — воскликнул он. — Вы сможете сохранить магазин!
— Я не в силах заниматься им одна!
— Я помогу вам.
— Я знаю, Пьер. Но в голове у меня полный сумбур. Все произошло так внезапно. Сначала мне надо встретиться с нотариусом...
— Да, да, непременно, — сказал он.
— Мне бы хотелось, чтобы вы поехали к нему со мной.
Он пробормотал смущенно:
— А это не будет неудобно, Элен?
— Наоборот. Вы мне поможете разобраться, посоветуете... Если я поеду одна, я не пойму и половины того, что он мне скажет!
Как приятно, когда кто-то признается тебе в своей слабости, в своем неведении. Он почувствовал прилив гордости. И воспарил, словно за плечами у него выросли крылья: он был необходим ей.
— Милая Элен, — воскликнул он, — можете рассчитывать на меня.
— Завещание мадам Жироде в полном порядке, — сказал мэтр Витри, — но я должен предупредить вас, что налог на наследство, когда имущество переходит от тетки к племяннице, очень большой.