***
Следующие три дня прошли в сборах и подготовке, Фонд выдал им запас «четвёрки», а местные эскулапы прописали принимать по полтаблетки в день, объяснив, что накопительный режим дозирования сохранит сотрудникам печень. Вместе с Андреем они ознакомились с планами Московского вокзала и близлежащих территорий. Предполагалось, что они выступят под прикрытием, как путевые обходчики. Потрепанный комплект униформы входил в список необходимых предметов вместе с примерно тремя килограммами железа, которое никто из них не знал, как применять. Стандартный пояс-мультитул немного выдавал в них засланцев, уж очень новеньким и высокотехнологичным он выглядел на фоне промасленных и заляпанных шмоток от РЖД. Подумав, они с Андреем решили, что обычный гражданский на это не обратит внимания, а от необычного униформа не спасёт. В остальном в список входил стандартный набор химии и аппаратуры, получить которые нужно было в определенные дни, в определённом месте и строго под запись. Несмотря на желание казаться современным, Фонд не чурался застарелой советской бюрократии, когда дело доходило до учёта оборудования и фармы.
Утром 31-го декабря Пётр встретился с Андреем у фонтана на вокзале. Всю неделю стояла нулевая температура, и с ночи лужи схватились тонкой коркой льда, которую дворники еще не успели посыпать то ли солью, то ли песком. Старательно балансируя, чтобы не навернуться, Пётр бочком подошёл к Андрею и пожал протянутую для приветствия руку. Напарник подхватил сумку, стоящую на бордюре фонтана, и вцепился в плечо Петра. Вместе они образовали более устойчивую четырёхногую конструкцию и двинулись в сторону входа в вокзал и дальше к вагону, который, по закону подлости, оказался в голове поезда, зато был купейным.
Оказалось, что доставка жертвы успела раньше и уже деловито осматривала купе в соотвествии с протоколом. Фонд расщедрился и выкупил все четыре места. Фёдор, заняв одну из верхних полок, что-то увлеченно строчил в толстую тетрадку, периодически приклеивая к краям цветные стикеры. Его поношенная кожаная куртка болталась на вешалке возле окна. Провожающие от Фонда кратенько проинструктировали о правилах перевозки класса D — одного не оставлять, того и этого не давать, и прочие пункты уже знакомого списка, а потом свалили досыпать по домам. Пётр сверил с распечатками комплектность жертвы и выполнение процедур — всё было в порядке. Вместе с Андреем они забросили сумки в хранилище над входом и сыграли в камень-ножницы-бумага, чтобы решить, кто будет спать, а кто сторожить. Везение в этот раз было на стороне Петра, и, раскатав по нижней полке матрас, он застелил комплект белья, лег носом к стенке и, дождавшись, когда поезд сдвинется с места, отрубился под стук колёс.
Доехали без приключений и, в силу зимнего сезона, затемно. На полпути Андрей разбудил Петра, и они поменялись режимами сна и бодрствования. Пётр заказал у проводников чай. Фёдор, дочеркав в тетрадке, храпел на верхней полке. В дорогом купейном вагоне людей было мало, поэтому не было ожидаемого для новогоднего периода дебоша.
Когда поезд остановился на Московском вокзале, вся компания, подхватив сумки, вывалилась на перрон первыми. Влажный морозный воздух культурной столицы тут же забился в разморенные теплым купейным кислородом легкие, обжигая. Судорожно выдохнув облачко пара и окинув взглядом перрон, Пётр выцепил одну из бабулек с табличкой «Сдаю квартиру». На лацкане старушки блекло мерцал значок с эмблемой Фонда.
Заселили их в сталинку-двушку на Лиговском — высоченные потолки, темные выцветшие обои, газовая колонка. Разобрав вещи и разложив их частично — на столе в жилой комнате, частично — в единственном шкафу, бросили жребий, кто сгоняет в «Пятерочку» за ужином на скорую руку. Петру опять повезло.
Отужинали какими-то безымянными пельменями и «Советским» шампанским. Настроение было не праздничное, но хоть как-то отметить было надо… и, разлив спиртное в разнокалиберные стаканы и кружки, Пётр поднял тост.
— За успех операции!
Фёдор вяло отсалютовал своей чашкой в крупный белый горох, сделал глоток и, поморщившись, утер рот рукавом старой фланелевой рубашки. Он заметно нервничал, сучил ногами, худые коленки в вытертых джинсах опять сновали туда-сюда. Наблюдая за ним, Пётр подумал, что успех операции для них, возможно, означает пытки и смерть для Фёдора, и порадовался, что антиэмпатики действовали, не давая впасть в коматоз. Едва заметное чувство стыда и тревоги глухо заворчало, заворочалось где-то в самой серёдке сердца и почти что сошло на нет, когда Андрей, не удержавшись, спросил.
— А за что тебя? В смысле, в класс D ты как попал?
Фёдор сжал в пальцах кружку и задумчиво уставился в пол, закусив губу. А потом кротко глянул на напарников и чуть слышно прошептал.
— За долги перед совестью.
Залпом допил свою порцию и перевёл взгляд на Петра.
— Отведёте меня в мою комнату?
В ответ Пётр лишь утвердительно кивнул.
Класс D, следуя инструкции, необходимо было запереть в отдельное, специально предусмотренное для этого помещение, располагавшееся в глубине оперативной квартиры. Андрей посетовал, что у жертвы условия лучше, чем у них, а Пётр подумал, что, возможно, это последнее желание приговоренного к смерти, и пошёл провожать Федора в его комнату. Добирались они по длинному коридору, мимо закрытых и опечатанных дверей, заваленных хламом. Сам Фёдор против отселения не возражал и даже, кажется, был рад поскорее свалить от надсмотрщиков, чтобы заняться продолжением почеркушек в своей тетради. Возможно, это был его способ борьбы со стрессом.
Вернулся Пётр к уже застеленному дивану и раздвинутому раскладному креслу. Мебель была старая, вся в вмятинах и потёртостях. Наверняка завтра будет болеть спина.
— Диван или кресло? — деловито спросил хозяйственный Андрей.
— Диван… он короткий, ты не поместишься.
Оба приняли вечернюю дозу медикаментов, проверили все замки и щеколды на входной двери и на двери спецпомещения. Улеглись по своим местам, Андрей немного повозился, стараясь занять позицию поудобнее на продавленном во всех местах кресле и выключил стоящий возле кресла ночник, служивший единственным источником света.
— Жалко его… — нарушил тишину Андрей, — мне кажется, он нормальный парень, тихий.
— Не думай об этом, не привязывайся… спи.
— Спокойной ночи… — прошептал во тьме Андрей, и тут за окном громыхнул первый разряд салюта.
— С новым годом, — тихо ответил Пётр, и, отвернувшись к стенке от бившего в окно отсвета фейерверков, закрыл глаза.
***
День выдался холодным, а помноженный на влажность вечернего Питера — так и вообще пробирающим до костей. Но все равно это было лучше, чем бесконечное сидение в пыльных государственных кабинетах последних четырех дней. В какой-то момент процесс переговоров и подписания бумажек с начальством РЖД начал казаться Петру бесконечным. Государственные службы и их доблестные представители всю душу вытрясли из приезжих сотрудников в попытках оценить степень риска и обезопасить занимаемые должности от увольнения по халатности.
Но сейчас все было в порядке — вся троица пришла на место вовремя, фондовая фарма действовала успокаивающе, сглаживая нервозность и прочие острые ощущения и углы. Андрей жевал какой-то купленный тут же на вокзале тошнотик, а Пётр приплясывал на месте и жалел, что не надел шерстяные носки. Жертва, которой медикаменты были не положены, вцепился в бутылку рома, щедро подаренную ему Петром в попытке хоть как-то унять мандраж подопечного. Он обнимал ее двумя руками, периодически откручивая крышечку и делая пару глотков прямо из горла.