— Тоже мне невидаль, — окрысился Тимур. — Ты, мелочь, молчи лучше.
— Не так горит, как обычно. Там провода оборваны, генераторы сдохли давно, а он как-то работает. Понимаете?
— Лампочки без электричества, тракторы без бензина… бред какой-то.
— Не бред! — осенило Ворожцова.
Тимур посмотрел на него, словно ждал объяснений. Ворожцов и хотел бы объяснить, но пугать и без того перепуганных Лесю с Мазилой не собирался. Тем более договорились ведь: никому ни слова.
— Everybody do it, everybody move it, — фальшиво напел он и с надеждой поглядел на Тимура.
Тот сообразил. Кивнул, посерьёзнев. Мазила непонимающе крутил башкой, глядя то на Ворожцова, то на Тимура, силясь осмыслить, что всё это значит.
— Ты чего это? — решился спросить он у Ворожцова.
— Ничего.
Мазила не поверил, снова открыл было рот. Но тут очень вовремя вклинился Тимур. Хлопнул по плечу.
— Мелкий, извини. Я малость погорячился.
— Я понимаю, — чуть смущенно ответил тот.
— Вот и славно, — улыбнулся Тимур. — Тогда пойдём дальше.
Правильно. Надо идти. Не надо здесь останавливаться. Нигде. До цели всего ничего. Надо двигаться.
Надо…
Ворожцов обернулся. Возле брошенных вещей на рюкзачке сидела Леся.
Сидела, подобрав ноги, обхватив руками колени.
Сидела без единого движения. И по щекам её тихо бежали слёзы. Настоящие, молчаливые, без завываний. Ни для кого.
«Пробрало», — почему-то отстранённо подумалось Ворожцову. Может быть, это включился холодный расчёт, так необходимый для выживания? А может, просто перегорели все эмоции.
— Так, — донёсся из-за плеча упавший голос Тимура, — не идём дальше.
Глава десятая. Минус три
Тимур не умел правильно успокаивать плачущих женщин.
Его предки ссорились редко, но пару раз после очередных споров о будущем сына мать всё же ревела. Отец быстрыми шагами выходил с кухни и утыкался в телик, а Тимур с оттенком вины подходил к матери и неуклюже её обнимал.
Он понимал, что не виноват, но женские слёзы раздражали. Становилось неуютно, хотелось, чтобы они поскорее исчезли. И это раздражало ещё сильнее…
Тимур кособоко обнимал Лесю и похлопывал её по спине. То, что девчонка прижимается к нему, не приводило в восторг, хотя он так часто мечтал об этом.
Леся вздрагивала, безмолвно роняла слёзы ему на шею. Тимуру казалось, что слёзы всегда горячие, но эти были холодными.
Он продолжал автоматически похлопывать Лесю и не знал, о чём говорить. Совершенно.
Мазила обошёл экскаватор по широкой дуге, подобрал возле гусеницы палку и принялся с опаской тыкать ею в замерший ковш. Ближе, правда, уже не лез.
Ворожцов тихо стоял в стороне, глядел исподлобья. Пусть глядит. Главное, чтобы сейчас не вмешивался: и так тошно, не хватает только щенячьей ревности для полного счастья.
— Я думала, всё, — прошептала наконец Леся, шмыгнув носом.
— Ну ладно, ну хватит, — машинально подхватил Тимур. Не в тему, но нужно было ответить хоть что-то. — Уже всё прошло.
— Ничего не прошло, — помотала головой Леся. — Это никогда теперь не пройдёт.
— Пройдёт, — упрямо повторил Тимур, не находя аргументов от безысходности. — Мы почти добрались до прибора.
— И что?
Леся слегка отстранилась от него. В её влажных глазах отражался тёмный силуэт проклятого экскаватора. Простой, казалось бы, вопрос окончательно загнал Тимура в тупик.
— Надо успокоиться, — тупо сказал он. — Нам всем надо успокоиться.
— Чтобы спокойно умереть? — криво улыбнулась Леся и закашлялась.
В этот момент, простывшая, растрёпанная, заплаканная, она совсем не была похожа на ту одноклассницу, с которой Тимур так хотел встречаться. На какой-то миг она показалась ему далёкой и чужой. Холодные слёзы оставили неприятный след не только на шее, но и где-то глубже…
— Нет. Чтобы выжить, — раздался за спиной голос Ворожцова.
Не вытерпела кишка. Влез со своими нравоучениями.
Тимур отпустил Лесю и повернулся, чтобы осадить ботана, но тот его опередил:
— Чем дальше мы уходим от реки, тем опаснее становится окружающий мир. Нельзя расслабляться.
— Я уже в порядке, — всхлипнула Леся, поднимая с травы смятый рюкзачок и приглаживая волосы. — Я правда в порядке, ребят. Сейчас пойдём.
Тимур чувствовал, как колотится сердце. Вроде бы уже нечего бояться, а оно заходится в бешеном ритме, словно после кросса. Хотелось оказаться подальше отсюда. Не видеть больше заплаканную Лесю, идиотские рожи Ворожцова и Мазилы…
Он закрыл глаза и несколько раз прерывисто вздохнул. Слегка отпустило.