Округлив глаза, Воронцов быстро поднялся на ноги.
— Да... Да, Ваше Высочество, — пробормотал он. Его голос звучал слегка сбивчиво. — Я... Понимаю, зачем вы это делаете, Ваше Высочество, — он старался держать себя в руках, и все же слова давались ему с трудом. — И поддерживаю. Клянусь. Моя верность принадлежит Российской Империи и Императорскому роду Александритов.
Он поклонился.
— Рад слышать, Арнольд Георгиевич, — убрав Ауру, проговорил я мягко и вернулся в кресло. — Я очень рассчитываю на ваши связи и возможности. Прошу вас, начинайте подготовку. Чуть позже Софья Ивановна свяжется с вами.
Министр иностранных дел вежливо попрощался с нами и покинул кабинет.
Мы с Соней остались вдвоём.
— Впечатляет, дорогой, — улыбнулась она. — Сколько раз мне доводилось чувствовать твою Ауру, но до сих пор не могу привыкнуть к её мощи. Однако думаешь, стоит так давить на него?
— Если среди высокопоставленных чиновников остались люди Канцера, то чем больше подобных встрясок я им устрою, тем быстрее обнаружу их. К тому же теперь Воронцов будет втрое внимательнее, готовя для нас перелёт. Ведь служить Годуновым может не он сам, а кто-нибудь из его замов... Он должен это понимать — мужик умный. Да и вообще, — я хмыкнул, — скоро он и другие будут воспринимать заряд моей Аурой как божественную благодать!
— Ты главное — не сделай из них Аурных наркоманов, — хмыкнула Соня. А затем посерьёзнела. — Ну? Кто полетит в Китай? И... Сразу ли полетит?
Я не стал сдерживать улыбки. Приятно, Форкх меня дери, что моя любимая женщина понимает меня без слов.
— Что? Неужели не догадалась? — хитро улыбнулась она.
— Догадалась. Но, наверное, всё-таки наполовину. Да, князю-регенту нужно сидеть в Москве, а не шастать по полям сражений. Но, знаешь, эсбэшникам рода Александрит придётся хорошенько потрудиться. Существует некоторая вероятность, что нам удастся вытянуть две крупные рыбы одним крючком.
***
Через три часа в этот же знаменательный день — пятнадцатого июля, мне сообщили, что Филипп Волков пришёл в себя.
Я поспешил спуститься в казематы, чтобы навестить друга.
Согласно моему приказу, его держали в лучшей камере. Она располагалась на первом подвальном этаже Кремлёвских казарм, в правом крыле, которое предназначалось для содержания родовитых заключённых.
— Ваше Высочество, — поклонившись, поздоровались со мной стражники.
— Вольно. Как Волков?
— Смотрит в потолок, ничего больше не делает, — ответил один из охранников.
Спустя полторы минуты передо мной распахнули дверь камеры. Перешагнув порог, я оказался в тесной прихожей. Держа автоматы наготове, охранники намеревались следовать за мной, но я велел им ждать снаружи.
— Ваше Высочество, но там не действует жи́ва! А вы даже не вооружены! Что если...
— Довольно, сержант, — перебил я стражника. — Выполняйте приказ.
— Есть, — буркнул он.
Дверь за их спиной захлопнулась, и я, пройдя по короткому коридору, оказался в гостиной.
Она была пуста. Однако я сразу заметил распахнутую дверь в смежную комнату.
Там, в спальне, на кровати лежал Филипп. Он даже не повернул головы в мою сторону.
— Привет, — проговорил я. — Ну как тебе апартаменты?
Волков ничего не ответил. Я сел на стул рядом с его кроватью.
— Брось, — тяжело вздохнул я. — Ты жив. Не мертвец. Это мертвецам дозволено играть в молчанку.
Скривившись, Филипп резко повернул голову в мою сторону, и...
Закряхтел!
— Проклятье... больно!
— А ты что ожидал? — хмыкнул я. — Было бы удивительней, если бы ты чувствовал себя как огурчик после яда и недели комы.
— Что я ожидал? — фыркнул он. — Ты знаешь. Уж точно не ожидал, пережить ту ночь.
— Ой, не звезди, — отмахнулся я. — В том и дело, что я тебя знаю. Жить ты хотел и радоваться жизни. И в общем-то, это ещё можно будет устроить, если всё сложится.
— Устроить? После того как я попытался убить императора?
— Нет... ну за это, конечно, я тебе по роже дам, когда всё закончится. И Соня, наверное, присоединится. Да и остальные может быть... Но по разу. Не больше. А там да — сможешь жить-поживать и добра наживать.
— Аск! — вспылил Волков. — Что с тобой? К чему эти шуточки в духе Арвина?!
— Я не шучу.
— Аск, я предал тебя. Атаковал твоего сына. Что ты мне лапшу на уши вешаешь? Какое к Чернобогу, добра наживать?! Я должен был умереть. Не умер. Ты не дал. Но я не скажу тебе ничего. Так что делай, что должно князю-регенту. Зови дознавальщиков. А я приложу все усилия, чтобы ничего им не рассказать.