– А еще кому-нибудь? – спросил Мотидзуки.
– Что?
– Еще кому-нибудь говорил про кассету?
– А… ага. Кое-что рассказал Рейко-сан, – рассеянно ответил я.
– Рейко… аа, – Мотидзуки убрал одну руку от щеки и кивнул. – Ты ей все рассказал?
– Нет, только проверил факты, – я медленно сел. – Раз уж она тоже была в том лагере пятнадцать лет назад. Я хотел убедиться, что они правда поднимались в храм на второй день и что два ученика погибли от несчастных случаев на обратном пути.
– …И?
– Она помнит все очень туманно, но сказала, что часть про двоих учеников, которые умерли на обратном пути, вроде правильная. И, по-моему, когда я ей напомнил, она была в таком же шоке, как тогда…
«Что мне делать? – с болью в голосе бормотала она. – Что я могу сделать?»
Глядя на эту ее реакцию, я…
– Ты ни о чем другом с ней не говорил?
– Я спросил, был ли у нее в классе такой Мацунага-сан. Она сказала «кажется, был». Но когда я спросил, помнит ли она, что еще один ученик пропал, кроме тех двух, которые умерли, она ответила, что не знает.
– Как и говорил тот парень на кассете.
– …Ага.
– И большое она ничего не сказала?
– Больше ничего.
Мне просто не хватило силы воли на то, чтобы рассказать ей всю историю – что единственный способ остановить «катастрофы», когда они уже начались, – это найти «лишнего» / «мертвого» и вернуть его в мир мертвых – то есть убить.
– И больше ты никому не рассказывал?
– Никому.
– И я тоже. Думаю, и Тэсигавара-кун.
– Смысла нет кому-то рассказывать. Только панику создавать.
– Вот именно.
Если рассуждать здраво – в первую очередь бояться нам следовало жуткой, всеобъемлющей паранойи.
Если «лишнего» / «мертвого» убить, «катастрофы» прекратятся.
Что будет, если весь класс об этом узнает?
Ответ найти нетрудно: все будут отчаянно искать «лишнего». Несмотря на то, что вычислить его невозможно. И если они просто решат без каких-то конкретных доказательств, что вот этот человек и есть «лишний»…
Я всего лишь вообразил, что будет, а у меня уже мурашки по спине побежали.
Жуткое предчувствие меня охватило.
Вот почему мы решили оставить эту информацию при себе, по крайней мере пока. Правда, я предупредил, что в виде исключения расскажу Мей.
– Слушай, Сакакибара-кун, – произнес Мотидзуки; его взгляд бегал, не находя, на чем остановиться. – Как ты думаешь, он здесь, с нами? В смысле, «лишний».
– …Без понятия.
– Эта мысль просто не идет из головы. Когда я думаю, что «лишний» может быть прямо здесь, я…
– У всех так же, – ответил я и глубоко вздохнул. – Нет смысла говорить себе не думать об этом. Даже Тэсигавара так же думает. Я видел, как он сегодня косился на всех подряд. Небось надеется, что как-то сможет вычислить «лишнего»…
– Его действительно никак нельзя вычислить?
– Похоже, у того Мацунаги пятнадцать лет назад вышло чисто случайно.
– …Но неужели правда никак?
– Насколько я слышал.
Я пододвинулся к краю кровати, поближе к Мотидзуки. Пацан с ангельским личиком, любитель Мунка и женщин старше себя, сник и уперся взглядом в пол.
– Но допустим, найдется способ… и ты узнаешь, кто «лишний». Что тогда будешь делать?
– В смысле…
– Ты убьешь этого человека? – спросил я (наполовину себя самого). – Сможешь?
Мотидзуки ничего не ответил. Он поднял было глаза, но тут же опустил обратно. И издал протяжный, унылый вздох. Я тоже вздохнул и лег на кровать.
«Ты убьешь этого человека? Сможешь?»
Я повторил этот вопрос, но уже про себя.
Кто убьет этого человека? И как?
– Думаешь, мы завтра на самом деле пойдем на гору? – спросил Мотидзуки, выглянув в окно.
– Вряд ли планы поменяются, – ответил я.
– Но мы знаем, что ходить в храм бесполезно…
– Да уж.
– Но если погода испортится, это же отменят, правда? Надеюсь, что отменят. Если польет так же сильно, как пятнадцать лет назад, я даже не…
– Это точно… не хочешь повесить на окошко амулетик, чтобы призвать дождь?
И тут зазвонил мой мобильник. Я сразу понял, что это мой, – по мелодии.
Я спрыгнул с кровати и принялся рыться в сумке в поисках телефона, наконец нашел и сразу глянул на ЖК-дисплей.
– Это Мисаки, – сообщил я Мотидзуки и только потом ответил на звонок. Похоже, уровень сигнала был паршивый – ее голос с трудом пробивался сквозь помехи.
«Сакакибара-кун? – наконец разобрал я. – Где ты сейчас?»
– У себя в комнате, вместе с Мотидзуки.
«Где ваша комната?»
– На втором этаже, от входа налево, в самом конце. Номер, эээ…
– Двести два, – шепотом подсказал Мотидзуки.
– Двести два.
«Можно я подойду? – попросила Мей. – До ужина еще есть время».
5
Не дожидаясь прихода Мей, Мотидзуки заявил: «Пойду осмотрюсь», – и вышел из комнаты. Должно быть, решил проявить тактичность.
Едва открыв дверь, Мей сразу же объяснила, зачем пришла:
– Хочу послушать ту запись.
Я быстро подчинился. Кассета и плеер лежали на столике возле окна. Мотидзуки достал их из сумки специально для нас.
Засовывая кассету в плеер и нажимая кнопку «Воспроизведение»…
…я вспоминал свой позавчерашний разговор с Мей.
То утро началось с того, что бабушка объявила: «Я нашла фотографии Рицко».
Я попросил бабушку их поискать сразу после телефонного разговора с отцом. И вот наконец.
– Где они были? – спросил я, и она ответила:
– В заднем домике, в шкафчике.
Имелся в виду домик, где жила и работала Рейко-сан. Что вообще там делали вещи, пятнадцать лет назад принадлежавшие маме?
– Раньше Рицко жила как раз там, – объяснила бабушка. – Когда она вышла за Ёске-сана и переехала в Токио, мы перенесли бОльшую часть ее вещей сюда, в основной дом, но… Когда я туда зашла и поискала, то нашла эту коробочку в глубине шкафчика на самой верхней полке. Вот, держи.
Она протянула старую плоскую коробочку. В углу грязно-розовой крышки я разобрал написанное по-английски имя: «Ritsuko».
– Там фотографий много. Уверена, какую-нибудь из них она в третьем классе сделала.
Я, как и обещал, тут же позвонил Мей на мобильник. Она уже вернулась с дачи, и звонок прошел без проблем.
«Можно я подойду?»
Да. Тогда она произнесла ту же самую фразу. И во второй половине дня приехала в Коикэ.
К себе домой я пригласил Мей впервые. Когда я ее представил бабушке, та сперва здорово удивилась, но тут же переключилась в режим гостеприимства и стала предлагать Мей сок, печенье, мороженое, и т.д. и т.п… Спасибо, ба.
В маминой коробочке лежало всего четыре фотки. Одна из них, как и предположила бабушка, оказалась той самой групповой фотографией, которую мы искали…
Вот что было написано карандашом на обороте.
16 марта. Видимо, день выпускной церемонии.
Фотография была 13х18 см, цветная, но вся выцветшая. Если здесь был весь класс, стало быть, они снимали с автоспуском.
Ребята собрались в классе перед доской. Те, что в первом ряду, подались немного вперед, упершись руками в колени; во втором ряду стояли прямо; в третьем тоже прямо, но поднявшись на учительское возвышение. В самом центре второго ряда стоял классный руководитель – молодой Тибики-сан. Его руки были скрещены на груди, губы сжаты; лишь глаза и щеки улыбались.
Я тут же нашел пятнадцатилетнюю Рицко – сзади и наискосок от него. На ней была та же форма, что и в фотоальбоме, который я смотрел в дополнительной библиотеке. Она улыбалась, но в лице ее виднелось еле уловимое напряжение.
– Это… – прошептала Мей, вглядываясь в фотку, которую взяла у меня из рук. – А ты можешь сказать, Сакакибара-кун? Который из них Мисаки Ёмияма?