- А сейчас в том особняке кто-нибудь живет?
- Кому он нужен? - отмахнулась тетя Мэй. - Уже обветшал весь. Ждали, может, врач вернется, да так и сгнил.
- Не очень-то он на развалину похож, - задумчиво посмотрела я снова в окно. - Скорее на доисторическое строение.
- Прямо там. Приходили к врачу, как потеряли, лестница центральная пополам сложилась, как только фельдшер на нее зашел, еще тогда прогнила. Совсем за домом Гален не ухаживал, в работе утопал.
- Не пострадал фельдшер хоть? - хмыкнула я.
- Что с ним, молодым, станется?
- Ладно, пойду, попробую уснуть.
- Сладких снов, дорогая, - вернулась к себе пожилая родственница.
- И тебе, тетушка.
Я вернулась в комнату и снова разместилась на кровати, натянув одеяло до подбородка. Но не успела прикрыть глаза, как окно в коридоре с грохотом распахнулось, заставив меня подскочить на месте.
- Чертовщина какая-то! Я же закрывала на защелку. Или нет?
Пришлось опять встать, потянулся за халатом и... замереть. Моего слуха снова достиг тоскливый мотив, заставляя душу откликаться опаской и тревогой. Добравшись до злосчастного окна, я выглянула наружу.
Объективно - ничего примечательного не наблюдалось. Мартовский снег лежал толстым покрывалом под слоем наста, переливающегося тусклыми бликами в лунном свете.
- Подморозило, - буркнула я, упорно закрывая створку.
Не знаю почему, но, сделав два шага в обратном направлении, я остановилась, подхватила стоящий в углу стул и подперла высокой спинкой ручку окна, надежно ее фиксируя.
- Вот так. А теперь спать!
Сегодня, вернее уже вчера, я устала с дороги, стремясь скорее навестить одинокую тетушку, не пожелавшую переезжать в город и оставить родительский дом в свое время.
Спасительная дрема, наконец, навалилась на меня, затягивая в сон. Странная песнь не покидала моих мыслей. А легкое постукивание чего-то в злосчастную оконную раму совсем меня доконало, доводя до нервного тика. Что там, пойти проверить я уже не отважилась. Слишком подозрительно все это. Остаток ночи будет долгим.
Наутро стук прекратился, оставив меня саму с собой, с головной болью и своими страхами. Боги! Я взрослая женщина, а до сих пор веду себя, как слабонервная и суеверная школьница.
За завтраком я поинтересовалась у тетушки, как ей спалось, ничего ли ей больше не мешало, на что получила ответ:
- Спала, как убитая. Мертвые обзавидуются.
- Ну, ты как скажешь... - покачала я головой.
- Чем займешься сегодня? Дома сидеть будешь? Негоже молодой девке гнить в хате. Прогуляйся сходи, может, знакомого кого увидишь.
- Куда тут ходить? Я к тебе в гости приехала, а не к старым знакомым. И не зови свои хоромы хатой.
- Веришь еще в приметы и сказки? - улыбнулась тетя Мэй.
- В мистику, - поправила я.
- Что это за слово новомодное?
- Возьмем, например, внезапное исчезновение Стюарта Галена. Это и есть мистика.
- Скажешь тоже. Возраст у него был немалый, поди от приступа где-нибудь да слег под кустом. Хотя, - вдруг задумалась родственница. - Для своих лет он был чересчур бодр и активен.
- Так, поговаривали же, что он подход ко всем болезням знал. К нему пол страны съезжалось, как к знахарю в средние века.
- Так-то оно так. Но годы на организме сказываются, время для него остановить нельзя.
- Ну, да, - согласилась я с ней в этом. - Тетя Мэй. Раз мистер Стьюарт был так популярен, почему же он свой дом в порядок не привел? Неужто и правда времени не было?
- Поговаривают, младшая дочка у него за границей с бывшей женой живет. У малышки - детский церебральный паралич был. Супруга его крайним сделала за это увечье и уехала с ребенком за границу. Он все заработанные средства туда пересылал, а она даже ответного письма лишний раз не писала. Поговаривали, он все средство от этой болезни искал. Но так и не нашел, дефект-то врожденный.
Теперь мне стало жаль старика, что так сильно нас напугал с Анжеликой. Всю оставшуюся жизнь работал, чтобы вину перед любимыми загладить. А виноват, может, и не он вовсе, а женщина, что за животом не следила и корсеты по старой моде тугие носила. Может упала где, но значения не придала. Да много чего может быть...
- Кэдрин, - окликнула меня тетя, выводя из задумчивости. - Сходи, подыши немного. А я пока дом проветрю. Перетопили за ночь.
- Хорошо. Платок накинь на плечи, на сквозняке не сиди, - погрозила я пальчиком, убирая за ушко выбившиеся каштановые кудри. - Я в библиотеку схожу. Посмотрю, что изменилось, и жива ли еще мадам Джоана.
- Да что с этой старой каргой станется? - хмыкнула весело тетушка. - Меня переживет.
И я пошла. Поразительно! За утро снег подтаял, солнце немного припекло, птицы поддержали своими песнями весеннее настроение. Но не надолго. Путь мой лежал по улице, что проходила вдоль злопамятного дома, и, как только я оказалась на довольно близком расстоянии от него, трель смолкла и сменилась тонким тоскливым напевом, что шла из его недр.
Я так и застыла, застряв сапогом в очередном подтаявшем сугробе. Взгляд мой уперся в темные оконные провалы, голые ветви густых деревьев нагоняли большей жути. Но мелодия рвала душу на части, в ней было море боли и страдания, призыв о помощи, жажда свободы. Невозможно было определить автора напева, не скажешь что отголосок женский, или детский, тем более мужской. Он просто звал из последних сил.
Меня, словно магнитом, медленно потянуло к объекту моего самого большого страха. "Неужели я себе сейчас пытаюсь снова доказать, что девчонки не трусихи?" - попыталась я поймать себя на мысли и остановиться. Бросить глупый порыв - пойти и проверить, что с этим домом не так.
Но скорости движения я не сбавила, наоборот, попыталась добраться до центрального входа чуть быстрее, ведомая внутрь, как на узде. Мыслями я протестовала, но не могла сопротивляться чужому волшебному пению.
На море объяснить подобный случай было бы проще, списав пение на магию сказочных сирен. Но мы то не на море! И тащит меня в этот ужасный особняк не столько любопытство, сколько невольное сострадание поющему существу.
Деревянные ступени заскрипели под моими ногами, обутыми в полусапожки. Я неуверенно и медленно толкнула дверь внутрь. Дерево хрустнуло, и замок с корнями из него выпал.
"Не слишком ли быстро дом обветшал? Ведь хозяина здесь нет всего шесть лет".
Передо мной открылся холл с обрушенной лестницей, под которой ранее прятался люк. Каков же был мой ужас, когда я поняла, что пение идет оттуда, причем более четкое и призывающее. Слов не разобрать, по-моему их и не было, это просто чувственный красивый Вокализ, в который исполнитель вложил всю душу.
- Я же не полезу туда? - спросила саму себя я полушепотом.
"Полезешь", - пришел уверенный и сумасшедший ответ в голову.
- Я боюсь темноты.
"Я ничего не боюсь!"
- Нужно поискать лампу или фонарик.
"Поищи".
Господи, у меня похоже от ужаса раздвоение личности началось. Сама с собой разговариваю, чтобы со страха не чокнуться. Одернув на себе полушубок, я неуверенно осмотрелась по сторонам, боясь лишний раз произвести громкий звук. Пришлось заглянуть в ближайшие комнаты, ими оказались гостиная и кухня. Спички, целый нетронутый коробок нашлись на кухонном столе, а лампа на подоконнике в гостиной. Керосина в ней было очень мало. Снова сомнения охватили все мое естество, но уверенная мысль и пение подтолкнули меня к обрушенной лестнице.
На удивление, люк не засыпало, и подгнившую крышку можно было стянуть в сторону, что я и сделала. В то же мгновение, пение прекратилось, и настала жуткая тишина.
- Боже, лучше бы ты пел.
Передернула я плечами, смотря во мрак под собой. Чиркнула спичка, загорелся фитиль, и я сделала первый шаг, что гулко отозвался эхом, уходя в низ. Ну, кто бы там ни был, он меня услышал.