Он вздохнул.
========== Глава 3. В ожидании письма ==========
От наслаждения неотделима боль.
(Пьер де Ронсар).
Ничто никогда не возбуждало меня более, чем власть над другим человеком. Когда один взгляд, одно движение бровей способно опустить на колени, заставить молить о внимании, о ласке, о боли.
Реньяр был дикарем. Не знавшим любви дикарем. Я видел, как сладки ему мои ласки, слышал его сбившееся хриплое дыхание, тихие стоны, чувствовал, как покрывается испариной его стройное тело, как выгибается спина, приподнимается зад. Он хотел меня и ненавидел за это. За то, что я показал ему любовь плотскую, отличную от той, что он питал к моей любезной невесте. За то, что волновал его.
Я заставил его приходить ко мне каждую ночь. И еженощно со стоном изливался в него под сладкое «ненавижу».
- Вы не умеете радоваться жизни, Этьен, - я гладил его обнаженное бедро, теребил волоски в паху. – Не цените мгновения. Живете мечтами о светлом будущем, не замечая, насколько прекрасно настоящее.
- Оно вовсе не прекрасно, мсье, - ворчливо отзывался он. Несмотря на разрешение в спальне звать меня по имени, он словно нарочно называл меня исключительно «мсье». – Я ненавижу вас. Если бы от вас не зависело счастье моей любимой, я убил бы вас.
Его ответы меня ужасно забавляли.
- На дуэли? Боюсь, не вышло бы, любезный. Или вы подкрались бы ко мне, как вор в ночи, - я кончиками пальцев коснулся его груди, приласкал шею. – И закололи ножичком для льда?
Реньяр часто дышал. Пожалуй, пора было переходить к следующему этапу развлечения.
- Мне кажется, вы просто дразните меня, - прошептал ему в ухо. – Дразните и возбуждаете. Знаете, что бывает с теми, кто смеет дразнить офицера королевской армии? – он закусил губу и покачал головой. – Их наказывают. И я накажу вас, Этьен.
Он перевел на меня затуманенные глаза и прохрипел:
- Как, мсье?
- О, вам понравится. Ложитесь на живот.
Он посмотрел недоверчиво, но повернулся, представив моему взгляду удивительной красоты ягодицы.
Я помню, как был выпорот впервые. Как держался из последних сил, стараясь не кричать, как кусал губы, как хотел орать о своей ненависти, на деле же лишь хрипло постанывал каждый раз, когда огромная ручища моего командира, графа де Блуа, опускалась на многострадальный зад.
«Нет ничего лучше хорошей порки, - говаривал он. – После нее мальчик обычно расслаблен и послушен».
Со мной вся его стройная, годами проверенная теория дала сбой. Я не был расслаблен, не стал послушен. Едва он спихнул меня с колен, чтобы поставить на четвереньки, как я вскочил и опрометью, на ходу натягивая штаны, вылетел из его походного шатра. В глазах стояли злые слезы, зад горел. Казалось, в ту ночь меня можно было выпускать на врага без оружия. Откуда мне было знать, что своей непокорностью я лишь провоцировал его? Возможно, прими я его внимание как должное, он очень скоро остыл бы, выбрав себе другого. Но я сопротивлялся, тем самым сделавшись его наваждением.
Он ломал меня, унижал, понимая, что измываясь надо мной, унижает в первую очередь себя. А я, к своему стыду, стал получать удовольствие. От нашего общего унижения, нашей общей боли.
- Что вы собираетесь делать? – хрипло спросил Реньяр. Я оглаживал подушечками пальцев нежную, словно шелк, кожу, предвкушая, как скоро на ней появятся ярко-красные отметины от моей ладони.
- Выдыхайте, - шепнул. И в первый раз опустил ладонь.
- Ох, - Реньяр вздрогнул. Попытался подняться.
- Лежать! Я вас не отпускал.
- Вы сумасшедший.
- О, нет. Думаю, десяти сегодня будет достаточно. Расслабьтесь. Зажимаясь, вы причиняете себе ненужную боль.
Я ударил снова. Реньяр дернулся, но смолчал, лишь пальцы сжались в кулаки, комкая подушку. И снова, и снова.
- Десять, - погладил нежно отметины – красиво получилось!
- Ненавижу, - он уткнулся лбом в подушку. – Как я вас ненавижу.
- Это хорошо, - прошептал я, наклоняясь, чтобы коснуться горящей кожи губами. – Нет ничего хуже равнодушия, Этьен. Равнодушие в зародыше способно убить любые чувства.
- У меня нет к вам чувств, - в голосе его, приглушенном подушкой, все еще слышались слезы. Бедный мальчик.
- О, у вас есть, - я целовал его ягодицы, гладил поджавшиеся яички. – Встаньте на четвереньки, - потянул за бедра, понуждая.
Порка и слезы опустошили его, он стал словно воск в моих руках. И я терялся в ощущениях, наслаждался в полной мере, умирал и воскресал, и умирал вновь.
Де Блуа, мой командир, не был мне другом. Однако занимал в моей душе места гораздо больше, чем мне бы хотелось. В нем сосредоточилось все то, что я ненавидел. И что любил. Моя растущая зависимость пугала меня. В те ночи, что он не звал меня, я страдал. Казалось бы, должен был рыдать от облегчения, но нет, наоборот. И ревновал, когда думал, что он на кого-то меня променял. Ему нравилось меня дразнить, показывать, что я – его собственность, что не могу без него. Я смеялся ему в лицо, проклинал, а он все видел, все знал.
- Мой милый Анри, - говорил он после акта любви. – Вы так юны и неопытны. Вы еще будете благодарить меня.
- Никогда, - горячо шептал я в ответ, прижимаясь крепче.
- Глупый, глупый мальчик. Вас ждет блестящее будущее, но для него вы должны быть гибким не только физически.
В моменты, когда он выставлял себя моим благодетелем, я особенно остро ощущал сжигавшую меня ненависть.
- Гордыня – грех, мой мальчик. Но я заставлю вас забыть о ней.
И он заставлял.
Когда я лизал его ноги, его пенис, его зад, то думал о том, что когда-нибудь убью его. И представлял тысячу и один способ осуществления мести. Представлял, как он будет ползать передо мной на коленях, умоляя взять его или хотя бы выпороть, а я попользую его и отдам на потеху солдатне. Удовольствие мое в такие моменты было особенно острым.
Не знаю, к счастью ли, но не мне суждено было оборвать нить его жизни.
У де Брази продолжалось без изменений. Я все так же ночами имел Реньяра, днем же изображал перед графом и графиней идеального жениха для их дочери, вгоняя ту в краску смущения.
- Когда же? – только и спрашивала она, едва мы оставались одни.
- Скоро, - отвечал я. – Скоро.
Я ждал письма. Слухи о скорой войне не были более слухами, и я со дня на день ожидал вызова в полк, собираясь прикрыть им исчезновение Сабрины с Реньяром.
Реньяр мне уже в некоторой степени наскучил, его деланное сопротивление, норовившее рухнуть после первого же поцелуя, его томные взгляды, пугавшие меня своей откровенностью вне спальни – все говорило о том, что фарс пора кончать. Сдавшийся, принявший меня над собой, он более не был мне интересен. Но сначала я должен был довести задуманное до конца.
Мы с Сабриной гуляли по саду. Я взял в руку ее маленькую ладонь, поцеловал нежно.
- Сердце мое, совсем скоро мы расстанемся навсегда…
Она смущенно опустила голову, но руку вырвать не пыталась.
- Вы свяжете свою жизнь с мсье Реньяром.
- Я мечтаю об этом дне, - тихо ответила Сабрина.
- Я тоже. Ведь ваше счастье – все для меня.
- Вы – святой, Анри.
Я промолчал.
- Не знаю, как благодарить вас.
- Пустое. Но сначала, душа моя, я хотел бы убедиться, что ваш избранник достоин вас. Хочу быть уверен, что вверяю вашу добродетель в сильные мужские руки. Готовы ли вы помочь мне организовать нашему дорогому другу небольшую проверку?
Разумеется, Сабрина согласилась. Я ведь не объяснил, в чем она будет заключаться.
Ровно в час пополуночи, когда мы с Реньяром обессиленные лежали в постели, раздался стук в дверь.