Пока я ходил по дому, пацаны покидали свои вещи и намылились было смыться всей бандой проинспектировать местные кабаки с тавернами. Но я пресек безобразие железной рукой и первым делом назначил ночные и дневные вахты – пара парней на базе должны быть при любом раскладе, и как минимум один должен бодрствовать и бдить, ибо проснуться с голой задницей на Карибах можно было запросто. Полиции здесь нет и за сохранность своего имущества каждый отвечает сам. Ну а если ты настолько глуп, что не следишь за своими вещами, значит, тебе они не нужны и сам бог велел тебя от них избавить – мораль у местных была далека от христианских заповедей, несмотря на показную религиозность.
- Ну что, может уже поговорим насчет моего импл… - прервал мои размышления назойливый Антонио.
Я закатил глаза и кинул ему в руки изъятый у Виктора коммуникатор.
- Пароль я снял, открывай приложение «Мое имущество» и делай со своим имплантом все что пожелаешь…
- Но подожди, мы так не договаривались! Ты обещал, что можешь просто его сжечь, - нахмурился толстяк, - Почему ты обещаешь одно, а делаешь другое, кидалово какое-то получается…
Я раздраженно фыркнул и от души бабахнул в его сторону ЭМ-импульсом. Антонио вздрогнул всем телом, потом как стоял, так и завалился навзничь.
Я подошел к телу, приподнял веко, пошлепал толстяка по щекам и вздохнул – мужик был в глубокой отключке. Как бы моя команда не уменьшилась еще на одного человека, да еще на такого важного как квартирмейстер. И когда я научусь сначала думать, а потом делать?!
- Алексис! Иди сюда срочно! У тебя еще один пациент объявился!
Кошкодевочка влетела в большую залу через десять секунд, кинулась к телу нашего квартирмейстера, проверила пульс и кинула на меня вопросительный взгляд.
- Я сжег его рабский имплант, - сухо пояснил я, - С мощностью похоже перестарался.
- Эндрю, у меня просто нет слов! Почему нельзя было это сделать в более подходящей обстановке, подготовленными?! У меня все оборудование упаковано, мне сейчас надо шприцы искать, адреналин доставать, и пока я это делаю, он может отойти! – возмущенно всплеснула руками кошкодевочка.
- Извини Алексис, он был слишком назойлив, а я поддался раздражению, - буркнул я виновато, - Был не прав – признаю!
- В этом весь ты, Эндрю Блад! – припечатала меня кошка, - Кто-то что-то тебе не то сказал, ты вспылил, и вот вокруг тебя штабеля трупов и все пылает!
- Я таков каков есть, - раздраженно сказал я, - И если тебя что-то не устраивает, Алексис, то ты всегда можешь свалить ко всем чертям из экипажа!
И не слушая, что мне скажет в ответ кошкодевочка я широкими шагами вышел прочь, от души шарахнув напоследок дверью.
«Ну, коза ушастая, достала!» думал я, в раздражении вбивая пятки в отсыпанный битым камнем дорогу. И почему с этими бабами всегда так – стоит дать ей палец, так она сразу пытается откусить руку по плечо?! И неважно с ушами баба или без ушей вовсе, родилась из пробирки или естественным путем – все они одним миром мазаны! И то, что эта зараза права, раздражает еще больше. Твердо решив назавтра избавиться от кошки и найти на ее место обычного нормального коновала с которым не придется трахаться в прямом и переносном смысле, я обнаружил себя стоящим перед большим двухэтажным заведением с ярко горящими буквами поверху: «Веселый Висельник». Светящийся неоном скелет с петлей на шее и бутылкой в руках не оставлял сомнений в предназначении заведения. А пьяные крики, доносящиеся из кабака не оставляли сомнений что передо мной самое что ни на есть злачное место.
Отлично, кажется, ноги принесли меня туда, куда мне сейчас и надо – в место, где можно от души набить кому-нибудь рожу, чтоб выпустить пар. И довольно ощерившись, я толкнул створки заведения, чтоб окунуться в атмосферу разгула. За крепкими, тяжелыми столами сидели откровенно бандитского вида рожи одетые в разнообразное рванье, в углу тренькал на гитаре лысый и усатый бард, которого впрочем, никто не слушал. Я в своем шикарном костюме-тройке выглядел в этом кабаке, как павлин в компании помойных чаек и все взгляды присутствующих немедленно скрестились на моей скромной персоне.
Я нагло усмехнувшись прямо во все эти рожи, сбил с рукава пылинку и проследовал к барной стойке, на которой спало какое-то пьяное мурло и за которой протирал бокал усатый одноглазый бармен который мрачно уставился на меня исподлобья.
Приподняв за шкирку спящего алкаша, я протер им чем-то залитую стойку, после чего сбросил его под ноги и уселся на его место. Тишину, которая установилась после моей выходки, можно было резать ножом. Даже бард перестал тренькать на своей гитаре и уставился на меня приоткрыв рот.