— Скорбь, грусть. Вот чем вы были в его эксперименте, — спустя время, сказал старик, на интуитивном уровне почувствовав твоё успокаивание.
— Четырнадцатая жертва…?
— Но чем вы не стали.
— Не стал?..
— Только одно заслуживает оправдание. Ты видишь несправедливость, это тревожит, но используя гнев, как верное оружие, устраняешь её.
— Он хотел быть гневном?..
— Чтобы выписывать смертный приговор, оправдывая себя тем самым.
— Но гороскоп! И я? Разве это не нарушает последовательность?
— Нет. Круговорот в его понимании нерушим. Тринадцать женщин, тринадцать мужчин. Вечность. А за круговоротом и бессмертие, но не человеческая, а Идейная.
— А закон?
— Ему не писан. Когда ты служишь в разведке, тебя учат бесследно исчезать.
Немалое прояснилось, но если бы не Полиан, которому ты, не признавая сию минуту, был благодарен, то, посмотрев правде в глаза: сам никогда не развязал бы этот клубок. Возможно, всё это вымысел (слова — это не то, что можно потрогать), но лучше хитросплетённый он, чем поиск клада в океане. В таком случае оставалось только об одном узнать. И это…
— Как я оказался в том мире? — продолжив движение. — Моё тело приковано было к кровати. Покинуть больницу в таком жизни опасном состоянии я не мог. Врачи говорили о коме, но смутно в это верю.
Старик утвердительно качнул головой; где-то невдалеке прозвучал вой сирены от пожарной машины.
— Наш первый разговор, ваше согласие позволило душе, благодаря моим изощрённым фокусам, попасть в Антэрмонию, вход в которую был практически невозможен для живого.
— Значит, то, чем я был — душа?..
— Она, незыблемая сущность, должна была в первую очередь столкнуться с отрицаемым, но потерять «себя». Вспомните всё, что было, и вы поймёте, как врата открылись перед вами. — Завернув, вы неспешно пошли вниз по прямой; самокопание, воспоминание позволили позабыть о времени, о том, что экскурсия могла и закончиться уже — это неважно сейчас.
Итак, к чему всё шло? Ветер — препятствие, то, что не позволяет идти дальше. Двухэтажный дом — место, где всё и произошло. Хозяин к которому ты шёл за помощью — Полиан, но им оказывается та девушка, поразившая своей похожестью на Лану. Падение стекла — это когда от удара Маркуса ты отлетаешь к окну, а после спасительного шага супруги — летишь через него вниз; захлопывающаяся дверь указывала на невозможность выхода из дома прямым путём. Мощные руки, не позволившие вырваться из захвата — продуманный убийцей план; и под занавес — поцелуй, открытие врат, начало пути.
— Теперь ясно, — отвечаешь ты ему вяло, примечая, что ваша прогулка была вокруг института искусств. Не так далеко вы и ушли, к слову. — Но Лана говорила, что в мир мертвецов… Антэрмонию могут попасть только те, кто умер не своей смертью.
— Верно. Те же, кто от старости, они попадают в другое место.
— В какое же?
— Когда время придёт, сами узнаете. На этом, полагаю, мы можем и закончить нашу встречу…
— Подождите, у меня ведь есть ещё много вопросов, на которые вы должны дать мне ответы.
— Должен? — от удивления он поднял брови и постучал тростью по земле три раза. — Нет, я ничего вам не должен, а вот вы мне…! При всём том, моё время дорого, не могу его более тратить на пояснения. Я и так избавил вас от сомнений, рассказав предостаточно.
— Да… но один вопрос. Только один, — с мольбой попросил ты, готовый при получении отрицательного ответа задержать Лапинского любыми доступными тебе возможностями. Может быть, он и умеет фокусы проворачивать, но против людского желания знать он не попрёт, не сможет преодолеть высоту. И, между прочим, это может быть один из самых важных прозвучавших «до» вопросов.
За недолгим думанием, старик дал добро на умеривание твоей любопытности.
В выдавшийся шанс, ты начал перебирать возможные дилеммы. Теперь ты знал, что мир, в котором находится Лана, существует, но и также — ей ничего не угрожает. Эксперимент, проводимый Маркусом Лавинским, перестал быть тайной. Что ещё могло занимать твои умы? На что сам ты никогда не сможешь отыскать нужную информацию? Что же, что же… А, ну если только это:
— Почему вы мне помогли?
— Это и есть ваш вопрос? — он вдруг встрепенулся и несвойственно быстро-быстро заговорил, будто хотел перевести на другую тему, рождая в тебе сомнение. — Вы уверены? Разве вы не хотели узнать, к примеру, что бы стало с антэрмонцами, если бы они последовали за вами через врата?
— Нет, тот мир меня больше не волнует.
— А как насчёт вашей битвы против них? Их физические возможности?
— Они слабы и не представляют для людей опасности. Я же хочу знать, повторяюсь, почему вы спасли меня. Неужели вам так сложно на это ответить?
Молчание, немало шагов, поворот и место, откуда вы ушли, вновь нарисовалось перед вами.
— Хорошо, — поколебавшись, заговорил Полиан. — Я думаю, время чудес не прошло, а помощь тем, кто этого заслуживает — подавно. Меня тронула ваша болезнь, и, понимая по опыту, что ни один специалист не сможет вас излечить, позволил вам самому с ней встретиться, поставив перед выбором: поглощение или уничтожение. Ваш выбор — это вы сейчас.
Он… сделал добро чужому человеку и ничего не попросил взамен? Так не может быть. Это неправда. В каком мире мы живём, чтобы незнакомцы совершали подобного рода поступки?
— Полиан, что я вам пообещал?
Усмехнувшись, старик развернулся и тихонечко пошёл.
— Ничего. Живите!
— Стойте! Вы… я…!
— Папа! — выбежав на улицу, прокричала с укором Лагунья, спускаясь по ступенькам вниз. — Ты не пришёл! А как же экскурсия? Ты ведь обещал…
— Прости, у меня были кое-какие дела… — встав к ней лицом, проговорил быстро ты, зная, что Полиан Лапинский ушёл, а встреча, к большому сожалению, подошла к концу, и, смягчившись, продолжил: — Прости меня. Такого больше не повторится.
— Обещаешь? Обещаешь? Обещаешь?
— Конечно.
— Я взяла тебя на слово! Смотри мне, — пригрозила она пальцем, — не подведи!
— Так точно! — рассмеявшись. — Где бабушка? Неужели ты там её оставила?
— Ну-у… — начала она сандалиями шаркать, опустив глаза.
— Пошли уж к ней, а по пути расскажешь мне про картину, — наигранно вздохнув и прикрыв на мгновение глаза, произнёс ты.
Подумать только, когда-то выпал случай выбора пути, и эта выборка постоянно тебя преследовала — то в одном мире, то в другом, чтобы в итоге, пройдя все тяготы, ты оказался подле дивы.
«Лана, спасибо тебе!»
— Это просто! Автопортрет в соломенной шляпе Винсента Ван Гога.
— Чем же так приглянулся он тебе?
— Этот человек… он похож чем-то на прошлого тебя, — боязливые нотки отразились в голосе, но потом уверенности в нём прибавилось: — Тётенька рассказывала много про него, про каждую из картин в этом музее тоже, но больше всего я заполнила именно эту картину. Здоровье Винсента Ван Гога, как и твоё, ухудшалось. Он страдал от свалившихся на него нагрузок, как и ты после потери… мамы, но… не знаю, что стало с ним потом, но очень надеюсь, что, как и ты, он выздоровел. — Закончив, она на весёлом мотиве побежала в сторону бабушки, как только та появилась на горизонте.
«Ничего. Живите!» — эхом пронеслись слова Лапинского, из-за них ты улыбнулся, согласившись, что жизнь — подарок, и нет ничего ценнее, чем «чувствовать, идти к успеху, падать, вставать, наслаждаться моментами».
Наконец-таки сполна понять ты это смог.