принялся проповедовать о злодеяниях и бесчеловечности, сделать напоминание о том, чем
истребляется варварство? Макиавелли не говорит, в результате, о том, что народы для
своего спокойствия и безопасности признали необходимым иметь судей для прекращения
ссор, защитников для сохранения от неприятеля пользования своим имуществом и
жизнью, государей для соединения частного с общенародным благом, что они ради своего
блаженства в самом еще начале избирать из своего числа самых мудрейших,
справедливейших, не корыстолюбивых, дружелюбных и мужественных людей.
И каждый государь должен почитать такой суд важнейшим для себя предметом, и
он должен стремиться вершить его ради благоденствия народа, которое государь обязан
предпочитать всем прочим выгодам. Правитель не является неограниченным
собственником народа, но выступает для своих подданных ни кем иным, как верховным
судьей. Но поскольку я предпринял последовательное опровержение вредного учения
Макиавелли, то считаю нужным высказывать свое мнение в той мере, в которой его
определяет содержание каждой главы.
Природа происхождения государей делает поступок тех, которые беззаконным
путем присваивают чужие земли, еще более жестоким. Они попирают ногами первый
закон смертных, который состоит в том, что соединение в людей в державу происходит
ради защищать от им подобных, и это тот самый закон, который осуждает бессовестных
победителей. Они прямо вступают в противоречие с намерением, изъявленным народом.
И, напротив, если народ находится под властью государя, который поработил его
насильно, то в таком случае он не только самого себя, но и всю свою собственность
жертвует ему, чтобы тем самым удовлетворить ненасытность и своенравие тирана.
Впрочем существует три законных средства с помощью которых можно стать
государем: по наследству, по выбору того народа, который имеет право выбора, и, третье,
если некто овладеет вражескими землями посредством справедливой войны. Все это
полагаю я за основание, на которое буду ссылаться в последующих своих рассуждениях.
ГЛАВА II. О НАСЛЕДСТВЕННЫХ ГОСУДАРСТВАХ.
Люди, как правило, ко всему тому, что в себе заключает древность, испытывают
особенное почтение, и если говорить о власти, которую древность имеет над смертными,
то ни одно иго не бывает сильнее, и ни одно из них не сносится столь охотно, как это. Я
далеко от того, чтобы противоречить Макиавелли в том, в чем каждый соглашается с ним:
да, наследственными государствами управлять удобнее всего.
Однако я к этому только хочу добавить, что наследные государи в своем владении
укреплены бывают тесным союзом, утвержденным между ними и сильнейшими
фамилиями государства, и государи уделяют княжеским дворам своей страны в
благодарность большую часть своего имущества и величия. Счастье этих фамилий столь
нераздельно со счастьем государя, что они его никак не могут оставить последнего, не
почувствовав при этом также, что следствием этого с необходимостью будет и их
собственное падение.
В наши времена многочисленное и сильное войско, как во время мира, так и во
время войны, в готовности содержимое государями, весьма способствует безопасности
государства. Оно удерживает в пределах границ честолюбие соседних монархов.
Маккиавелли говорит о том, что государю недостаточно быть украшенным
простыми дарованиями, а я желал бы, чтобы, кроме этого, властитель помышлял и о том,
как ему народ свой сделать счастливым. Народ, пребывающий в довольстве, никак не
может помыслить о возмущении; блаженствующие больше страшатся лишиться такого
государя, которой является их благодетелем. Поэтому никак не восстали бы голландцы
против испанцев, если бы тирания последних не возросла настолько, что голландцы в
случае восстания были по карйней мере не более несчастны чем до того2.
Королества Неаполь и Сицилия неоднократно отходили от Испании под власть
императора, а от императора снова к Испании. 3 Во всякое время завоевание это было
весьма легко осуществить потому, что обе власти казались весьма строгими, и потому
народы этих государств при каждом завоевании питались надеждой найти в новом
владыке своего защитника.
Какое различие между неаполитанцами и лотарингцами! Ибо когда последние с
легкостью признали чужое господство, вся Лотарингия утопала в слезах. Они жалели о
том, что лишались потомков тех герцогов, которые в течение многих столетий владели
этим процветающим государством, тех, кого они причисляли к достойным любви
государям. Память о герцоге Леопольде была для лотарингцев настолько любезна, что
когда после его смерти вдовствующая супруга принуждена была оставить город
Люневиль, весь народ пал на колени пред ее колесницей и несколько раз пытался
остановить ее лошадей, и было тогда много соболезнования и пролития слез по этому
поводу.4
ГЛАВА III. О СМЕШАННЫХ ДЕРЖАВАХ.
Пятнадцатое столетие, в которое жил Макиавелли, являлось еще довольно
бесчеловечным. Тогда печальная слава победителей и крайние предприятия, возбудившие
к себе известное почтение по той причине, что они совершались во множестве, были
предпочтены кротости, справедливости, взаимной симпатии и всем добродетелям. Ныне
же я вижу, что человечность предпочтительнее всех свойств победителя. Ныне не
поступают уже более столь дерзновенно, чтобы возвышать похвалами бесчеловечные
страсти, являющиеся причиной всего, что опустошает этот мир.
Я охотно бы желал знать, что побуждает человека возвышаться? И по какой
причине он может намереваться основывать свою власть на злосчастии и гибели других
людей? И как он мог думать завоевать славу в то время, когда он других делал
несчастными? Новые приобретения государя не делают тех, кем он владел до этого,
могущественнее; его подданные никакой от этого прибыли не имеют, и он заблуждается,
воображая, что из-за этого он стал счастливее. Разве мало таких государей, которые с
помощью своих полководцов овладели землями, которых они так никогда и не видели?
Это и есть известный род воображаемых завоеваний, когда делают несчастными многих,
2 Имеется в виду Нидерландская революция (1566 – 1609).
3 Речь идет о событиях начала XVIII в., когда, после войны за Испанское наследство Неаполь
перешел под власть Австрийского императора. Однако в 1735 г. в королевстве Обеих Сицилий (столицей
которого был Неаполь) воцарилась испанская ветвь Бурбонов.
4 После войны за Польское наследство (1733-35) герцогство Лотарингское было передано
Станиславу Лещинскому.
чтобы тем удовлетворить своенравие одного только человека, чаще всего совсем не
заслуживающего того.
Допустим, что этот победитель овладел всем миром; но сможет ли он завоеванным
управлять? Ибо сколь бы государь ни был велик и славен, однако он остается весьма
ограниченным существом. Едва ли он сможет вспомнить названия своих земель, — то, к
чему, казалось бы побуждало его честолюбие, желавшее, чтобы о завоеваниях его было
известно повсюду; однако даже для этого он оказывается мал.
Пространство земель, которыми обладает государь, не делает ему чести; несколько
миль земли, прибавляемые им к своему владению, не делают его славным; ведь, напротив
того, владеющие лишь десятой частью его земель бывают намного славнее.
Заблуждение Макиавелли при рассуждениях о славе победителя могло в свое
время быть общепринятым в тогдашнем обществе, и, на самом деле, не являлось
результатом его злобного характера. Впрочем, ничто не может быть так омерзительно, как