— Да.
— Позабавился?
— Нельзя сказать.
— Готов спорить, что у тебя масса интересных впечатлений.
— Очень много. Когда попадаешь туда, то сразу особой разницы не замечаешь. Но потом начинаешь ее ощущать.
— И что же ты заметил?
— Я был на обедне в Бургосском кафедральном соборе — оказался в церкви впервые за последние пятнадцать лет. Католическая церковь пользуется там большим почетом. Даже в Риме я не видел таких роскошных одеяний. На одном из митингов я встретил священника с револьвером поверх сутаны. Он заявил мне, что собственноручно расстрелял шестерых марксистов, и показал шесть за-рубок на рукоятке своего револьвера.
— Очень мило, — заметил Бен, взглянув на него. — Но ты что-то недолго там пробыл.
— А меня оттуда вышвырнули.
— Лучшей рекомендации ты не смог бы получить.
Лэнг попытался понять, чем вызвано озлобление, прозвучавшее в тоне Блау, но так и не понял. Он взглянул на Бена, который сидел, уставившись в землю между своими изношенными alpargatas[64], и у него появилось желание сказать ему: «Ага, ты же сам напросился на это! Как тебе нравится здесь?» Впрочем, он понимал, что говорить этого нельзя. Он заметил:
— Ты ведь не испытываешь ко мне особой любви, правда?
Бен удивленно посмотрел на него.
— Наоборот, я всегда восторгался тобой. Ты один из лучших писателей страны и мог бы быть еще лучше, если бы… — Он не кончил фразы, ухмыльнулся и спросил — Как Долорес Муньос?
— Чудесно. — Лэнг хотел поинтересоваться, что имел в виду Блау своим «если бы», но решил промолчать. Заметив две позолоченные нашивки на его комбинезоне, он спросил:
— Ты получил повышение?
— Командую ротой, — равнодушно ответил Бен.
— Поздравляю, лейтенант… или, возможно, капитан?
— Спасибо.
— Может, после этого боя тебе удастся получить отпуск и поехать в Барселону? Мы с Долорес угостим тебя по-королевски.
— После этого боя… — начал было Бен, но умолк и стал прислушиваться. Лэнг последовал его примеру. Оба молча слушали раскаты артиллерийской канонады, гремевшей по ту сторону обнаженной верхушки холма.
Затем Бен достал из нагрудного кармана письмо Фергюсона и передал его Лэнгу.
— Развлекись, прочти.
Пробежав письмо, Лэнг воскликнул:
— Какой мерзавец! Хочешь, я напишу ему пару теплых слов?
— Зачем?
— Если ты когда-нибудь будешь нуждаться в работе, приходи ко мне, compañero[65],— заявил Лэнг. — Честное слово!
— Спасибо, — поблагодарил Бен, продолжая прислушиваться к гулу артиллерии. «Я не могу жить без Джо, — думал он. — Жизнь не имеет смысла без этого человека». — Мне нужно возвращаться в роту, — вслух проговорил Бен и протянул Лэнгу руку. — Будь осторожен, Зэв, не ходи задрав голову.
— Постараюсь.
— И напиши статью о Джо. Мы потеряли замечательного писателя. Ни ты, ни я никогда не сможем стать такими.
— Я иду с вами, Бен. Командование бригады намечает атаку сегодня на вечер или на завтра. Нас обещают поддержать авиацией и артиллерией… Увидимся позднее, — обратился Буш к Лэнгу.
— Надеюсь, скоро, — ответил тот.
— Слушайте, — продолжал Буш, обнимая Бена за плечи и обращаясь к Лэнгу. — Может, вы захватите хорошего табаку, когда снова приедете к нам? Меня уже тошнит от голландской дряни, которую я курю. У нее вкус, как у конской шерсти.
— Обязательно, — ответил Лэнг. Он смотрел, как они поднимаются по тропинке, идущей по краю обрыва, к высоте, помеченной на карте цифрой «666». Он неожиданно почувствовал себя очень одиноким…
Вернувшись в гостиницу, Лэнг застал в своей комнате Клема. Иллимен полулежал в мягком кресле, а на столе перед ним стояли две бутылки виски — одна уже наполовину опорожненная. Клем взял стакан и протянул его Лэнгу.
— Вернулся с войны, солдат? — заревел он.
— Какого черта ты здесь? Что ты делаешь?
— Пью, — ответил Клем. — Учусь пить и хочу, чтобы мы вместе занялись этим… сегодня.
— Только не сегодня, Клем. Сегодня у меня свидание.
— Что такое свидание? Ни одно свидание не может сравниться с удовольствием пить виски.
— Откуда ты знаешь?
— Пей, — трезвым голосом предложил Клем, и Лэнг, решив, что Иллимен еще не совсем пьян, сказал:
— Знаешь что, Клем? Убирайся-ка отсюда подобру-поздорову.
— Я уберусь, когда наступит время, — заявил Иллимен. — Но это время, — продолжал он, отчетливо выговаривая каждый слог, — еще не на-сту-пи-ло.