Парочка поднялась по ступеням крыльца и вошла в подъезд. Вынимая ключи, мужчина машинально протянул руку к почтовому ящику, прибитому рядом с дверью, вынул письмо и только тут заметил Пегги.
— Чем могу помочь вам? — спросил он. Его голос показался Пегги приятным и мужественным. Заметив, что его спутница рассматривает ее оценивающим взглядом, она ответила:
— Спасибо, мне ничего не нужно. Я жду знакомого, он задержался.
Человек кивнул и вместе с женщиной вошел в дом. Когда затихли их шаги, Пегги поплотнее натянула на себя пальто и стала спускаться с крыльца, чувствуя, как ноют у нее ноги. «Непонятная птица, — подумала она, — но с милыми глазами. Самые обыкновенные люди», — и Пегги пожала плечами.
— Какая милая девушка, — заметил Бен, поднимаясь вместе с Сью по лестнице.
— Ах ты, Блау всевидящий! — пошутила Сью.
Бен пропустил ее вперед, зажег свет и, извинившись, вскрыл конверт.
В конверте лежали пять новеньких двадцатидолларовых бумажек и клочок белой почтовой бумаги с напечатанными на машинке словами: «От поклонника».
Бен и Сью, озадаченные, смотрели друг на друга.
— Что вы на это скажете, доктор Уотсон? — опросил Бен.
— А вы что скажете, Холмс?
— Видите ли… Применяя метод дедукции, можно заключить, что это не от кого-нибудь из членов комиссии.
— Блестяще, Холмс!
— Сдаюсь!
— Вы очень легко сдаетесь, Холмс.
— А ты нет?
— Нет… Да и не все ли тебе равно? Один из твоих бесчисленных поклонников присылает сотню долларов. Ты должен только радоваться. Но вот другой твой поклонник прощается с тобой.
— Это кто же?
— Догадайся сам.
— Рита Хейуорт[99].
— Попробуй еще раз. Ты почти угадал.
— Ты?
— Правильно.
— Почему?
— А разве меньше месяца назад ты не сказал, что не любишь меня? Сегодня я видела тебя в бою, и это помогло мне принять окончательное решение.
— Ничего не понимаю.
— Такая уж моя доля, как говорят мои подружки по профсоюзу. Ты не понимаешь? Сегодня я убедилась, что тебе никто не нужен, ты можешь сам позаботиться о себе.
— Перестань дурачиться!
— Да, так я и сделаю. Ты был совершенно прав. Мне нужно больше, чем ты можешь дать. И я ухожу от тебя. Сейчас же.
— Но почему?
— Я же тебе Объяснила.
— Но ты уверяла, что любишь меня.
— Знаешь, Бен, пора уже стать взрослым. Тебе тридцать семь лет, а ты, видимо, все еще думаешь, что в мире, кроме тебя, никого нет.
— Ерунда! Для кого же тогда, по-твоему, я живу?
— Откуда я знаю? — Шагая по комнате, Сью чувствовала, что Бен не спускает с нее глаз. — Ты из тех людей, которые отлично разбираются в политике, но в практическом отношении совершенно слепы.
— Как это понять?
— А вот как, — ответила Сью. — Ты так влюблен в Народ, что не замечаешь отдельных людей.
— Неправда.
— Но ведь ты сам говорил, что не любишь меня.
— Это еще не доказывает, что я вообще никого не могу любить. — Бен подошел к Сью, которая как-то сжалась при его приближении. — Я не хочу, чтобы ты покинула меня, я тебя не отпущу.
— Ты заговорил, как герой из плохого фильма, — засмеялась девушка.
— Ты нужна мне, Сью.
— Какое неожиданное признание и какое неискреннее! Но если даже ты говоришь правду, мне все равно не нужен человек, который просто нуждается во мне. Позвони как-нибудь, когда кончатся твои переживания из-за Эллен Гросс.
Последние слова Сью больно задели Бена. Они напомнили о том, что произошло между ним и Эллен в 1942 году. «Может быть, Сью права, и я действительно такой, как она думает», — мелькнула мысль. Но Бен не хотел с этим согласиться.
— Очень смешно! — это все, что он мог сказать, пытаясь прикрыть иронией свое смущение.
— В таком случае — смейся! — С трудом сдерживая рыдания, Сью с силой распахнула дверь и выбежала из комнаты.
4. Декабрь 1938 — февраль 1939 года
Накануне рождества, в серый, ненастный день, «Париж» прибыл в Нью-Йорк. В северной Атлантике он попал в бурю, равной которой Бен не мог припомнить за все время плавания в этих местах. Добрую половину пути пароход почти лежал на боку, так что ветераны были лишены удовольствия посмотреть на кислые физиономии официантов-штрейкбрехеров: за весь рейс большинство пассажиров даже не притронулись к пище.