Выйдя из автобуса на углу 79-й улицы и Бродвея и направляясь к Риверсайд-Драйв, Бен подумал, что ему надо набраться терпения. Впереди была утомительная церемония, а он и так уже страшно устал. Перед приходом парохода в Нью-Йорк он не мог уснуть и всю ночь провел с Пеллегрини и Бушем в кают-компании третьего класса за игрой в покер.
На звонок открыла горничная. Бен прошел прямо в гостиную. Здесь его ждали, выстроившись в шеренгу, как плохие актеры в любительском спектакле, мать, сестра Стелла с мужем Филом, брат Лео с женой Беллой и двумя детишками — Дэнни и Саррой, названными так в честь дедушки и бабушки. Молча посмотрев на Бена, они гурьбой бросились обнимать его, обливая слезами и хлопая по спине. Обнимая и целуя мать и слегка похлопывая ее по плечу, Бен прилагал отчаянные усилия стряхнуть с себя тяжелое впечатление, которое она на него произвела.
Наконец все расселись. Мать опустилась в кресло с подлокотниками, сложила руки на коленях и принялась молча рассматривать Бена; дети спрашивали, привез ли он с собой ружье; Фил, смеясь, бросил фразу: «Ты вернулся как раз вовремя, чтобы участвовать в следующей войне» — совсем не глупое замечание; у Стеллы голова склонялась то влево, то вправо, словно шея не держала ее. Вскоре дети потеряли к нему всякий интерес, а мать отправилась на кухню готовить суп с лапшой, фрикадельками и пельменями, курицу с рисом и яблочный пирог.
— Ах, какой ты нехороший мальчик, — сказала она, когда все уже сидели за столом. — Ты думал, что можешь скрыть правду от своей мамы. — Она покачала головой, прищелкнула языком и засмеялась. — Со мной чуть не случился сердечный припадок, когда я прочитала о тебе в газетах.
— Ну вот, ты и вернулся, — без всякой — связи с предыдущим заметил Лео, потягивая сладкий «Кюммель». — И что ты теперь намерен делать? — Он рыгнул, извинился и продолжал: — Я сегодня взял выходной, а вместо себя послал в суд партнера. Ты помнишь Певнера? Он оказался неплохим адвокатом.
«Простые, недалекие люди», — подумал Бен, но не почувствовал к ним никакого снисхождения, вспомнив, как яростно и бурно спорил с ними.
— Может, теперь ты перестанешь путаться с этой компанией? — спросила мать.
— А разве я был в плохой компании, мама?
Она кивнула головой, опять щелкнула языком и добавила:
— Ты славный еврейский мальчик. Du megst zieh shemen[100].
— Да оставьте его, мама, в покое! — воскликнула Стелла.
— Но ведь его же там могли убить! — ответила мать, и глаза ее наполнились слезами.
«Как жаль, — подумал Бен, — что она не поймет, сколько бы я ей ни объяснял. Она убеждена в том, что я славный еврейский мальчик, который не причинит вреда и мухе, и что все, что я делаю, — хорошо, даже если это и плохо. И это противоречие, видимо, не беспокоит ее».
— Как хорошо было бы, если бы твой отец был жив, — проговорила мать, утирая слезы фартуком.
Лео поднял свою рюмку с «Кюммелем» и провозгласил любимый тост Бена — «За жизнь». Все подняли рюмки и повторили тост.
Потом мать снова ушла на кухню, а Стелла, Фил и Белла принялись укладывать детей. По начавшейся суматохе Бен заключил, что у них уйдет на это целый вечер.
«Поразительно, как Лео напоминает отца, — думал Бен. — Он даже сидит, ходит и говорит так же, как отец. Лео, как и мать, выглядит значительно старше своих лет. Тридцать семь, а на вид ему, с его большим животом, медлительностью в движениях и в разговоре, можно дать все пятьдесят».
— Ты, конечно, остановишься у нас? — спросил Лео.
— Да, пока не найду жилья. У тебя есть пишущая машинка?
— А «Глоб» не возьмет тебя обратно?
— «Телеграмм» заказала мне несколько статей.
— В самом деле? Это хорошо. Сколько тебе лет? Двадцать восемь? А знаешь, ведь тебе еще не поздно освоить какую-нибудь профессию. Пожалуй, я мог бы собрать кое-какие деньжонки и помочь тебе открыть небольшое дело.
— Спасибо, Лео, — улыбнулся Бен. — Но я надеюсь, что эти статьи помогут мне вернуться к газетной работе.
— Ты умный парень, Бен. Нельзя же всегда позволять себе плыть по течению. — Лео замялся, посмотрел на свои руки (почему у Лео и отца сложилось мнение, что журналистика — это не профессия?) и продолжал:
— Твои взгляды… твои убеждения… остались прежними?
— Да, и еще больше окрепли.
— Как это понимать? — Лео перевел взгляд на Бена.
— Я думаю вступить в коммунистическую партию.
— Что?! — воскликнул Лео таким тоном, словно Бен сказал ему о своем решении покончить жизнь самоубийством.