Надо почаще напоминать себе об этом.
И только в мозгу забрезжили какие-то ассоциации, как арбитр дунул в свисток.
Я встрепенулся.
Так, всё. Не отвлекаться.
Сейчас — игра.
Всё остальное подождёт.
Вопреки ожиданиям, демоны не стали начинать атаку сразу, как только прозвучал сигнал к началу игры.
Развернув защитный веер, они осторожно и очень экономно двигались по своей половине поля, не предпринимая попыток завладеть мячом.
Что-то здесь не так.
Надеюсь, Лола это тоже понимает, и не ринется, сломя голову, к их воротам.
Умница! Оставив октапоидов охранять Фому, она сосредоточила основные силы в центре, делая в стан противника короткие вылазки — с целью прощупывания на предмет возможностей…
Бляха медная, Ангелы Ада на самом деле — демоны!
Никто не ожидал такой свиньи.
Стоп.
На самом деле, это Я не ожидал. Увлечённый по самые помидоры спасением Лилит, на несколько дней я предоставил ребят самим себе.
Ну да, я надеялся на Одиссея.
А должен был надеяться только на себя…
Атака!
Я даже сразу не понял, что это именно она.
Несколько демонов начали разбег с разных концов поля. Завладели вниманием моих ребят… А в это время ДРУГИЕ демоны перехватили мяч.
Слава богу, на их пути вырос Уриэль.
Демоны попытались обойти его с двух сторон, но мяч, крутнувшись вокруг ангела, показал им язык и был таков.
Уриэль улыбнулся и картинно развёл руками. Толпа на трибунах взревела.
Давно заметил: когда стадион по-настоящему большой и набит под завязку, непонятно, какой заряд имеют крики болельщиков. Вопли сливаются в единое целое, мечутся от трибуны к трибуне, смешиваются, удваиваются и утраиваются, и в результате получается просто очень громкий гул…
Орать речёвку на таком стадионе, как Арена Благора — пустой номер. Для того, чтобы её услышали хотя бы в центре поля, нужна иерихонская труба вместо глотки.
Демоны дробной рысцой двинулись на перехват мяча. Окружили… Зажали в угол… Мяч протиснулся между рогов одного из них и опять убежал.
— Смотри, — Колян толкнул меня в бок, указывая на Скраблия.
Тот размахивал руками, пытаясь привлечь внимание судьи.
— Хочет заменить мяч, — я усмехнулся.
Ну что ж… Мяч, конечно, не колода карт. Если ты ему не нравишься — хоть в лепёшку расшибись.
К его чести, Марк Тиберий на подпрыгивания Скраблия внимания не обратил. Мало ли: может, у него мураши в штанах…
Демон с шестым номером на майке попытался отнять мяч у Гавриила. Тот как раз остался один в своём секторе, и на подмогу «шестёрке» подоспели «девятка» и «тринадцатый».
Втроём они вынесли ангела, как рогатый асфальтовый каток, а потом запулили мяч на трибуну.
Гавриил остался лежать на траве, схватившись за голень: никому мало не покажется, если по надкостнице пройтись подкованным копытом.
Скраблий удовлетворённо кивнул.
Я замахал флажком.
Арбитр, бросив недовольный взгляд на Гавриила, подул в свисток.
Заметил за Марком Тиберием одну особенность: он терпеть не может останавливать игру. Ненавидит назначать дополнительное время, кое-как мирится с пенальти.
Я его понимаю: войну не останавливают из-за того, что у кого-то из солдат бо-бо. Ты или выжил, или сдох, никакого дополнительного времени на войне не бывает. Никто не говорит: ой, как-то мало мы вам наваляли, постойте-ка смирненько. Мы пальнём по вам из пушек…
К Гефесту подбежал целитель, осмотрел голень и покачал головой. Горгониду помогли встать. И кое-как дохромать до кромки поля…
С начала матча прошло десять минут, а у нас уже замена.
Я кивнул Патроклу.
Горгонид из бывших Сынов, он отличался быстрой реакцией и умел думать. Надеюсь, его будет не так легко опрокинуть.
Андромеда, стоя рядом со своим местом на скамейке запасных, не отрываясь смотрела на Лолу.
Байгуют девчонки, к бабке не ходи. Но желать сопернице поражения только для того, чтобы самой выйти на поле — это не про горгон.
Даже после замены мяча демоны не захотели менять тактику. Осторожничали, тянули время…
Чего они ждут?
Пока мы не выдохнемся, наматывая километры по громадному газону? Есть резон. Если они — намного выносливее.
Но пока что я этого не заметил: демоны были тяжелыми. Они грузно бухали в траву огромными, как тарелки, раздвоенными копытами и то и дело замирали в картинных позах, давая публике себя рассмотреть.