- Так маленький охотник становится мужчиной, - громко ответил Стои, когда Ахиллес тихо зарычал на мои шуточки о его прошлом. – Обычай моего народа.
- Ну, блядь, свезло. Первый предок оказался грязным козоёбом, - покачал я головой и повернулся к Герцогу Элигосу, который лениво жевал травинку и наблюдал за нами. – Дружище. Это что же делается?
- Грехи твоих предков переходят к тебе, Збышек.
- Блядь! – возмутился я. – А хули ты молчал? Эдак к концу путешествия я буду хуже Гитлера, ебать его в сракотан!
- Ты все равно бы согласился, - отмахнулся демон, а я признал правоту его слов. – Грехом больше, грехом меньше. Какая разница?
- Большая. Если мне эти грехи искупать потом, - ответил я, закуривая сигарету. – Хоть одно радует. Нет этого щемящего чувства пустоты внутри. Честно сказать, я думал, что будет сложнее.
- Зависит от конкретного предка, друг мой, - заметил Элигос. – Стои оказался благородным охотником, пусть и познавшего соитие с козой.
- А другие могут оказаться куда хуже. У, сука! – проворчал Ахиллес, поеживаясь, когда с неба зарядил мелкий дождик. – Это мне Герцог рассказал.
- Угу. Боюсь, блядь, представить, что там дальше будет. Ебля хомяков, оргии с престарелыми бухгалтерами и говноедство? Дикость какая-то. Не предки, а Обитель Молчащих в лучшем случае, - вздохнул я. – Куда там дальше? Не хочу тут оставаться. У меня грустинка, а я слишком мяконький.
- Дальше вас поведет Ахиллес, а мне нужно кое-что уточнить, - сверкнул глазами Элигос. – Кое-что, касающееся вас.
- Давай, дружище. Только конкретно не теряйся, - хмыкнул я, расстроившись как старый рояль в пионерском лагере. – Вместе веселее.
- Боюсь, что веселья будет мало, - мрачно произнес демон и исчез до того, как я вставил хоть слово.
- Заебцом. Погнали отсюда, - я посмотрел в сторону леса, куда бросился бежать Стои, не привыкший к выходкам Элигоса. – Дурацкий мир.
- Не ной, лысый, - велела мне Астра и первой взяла за руку Ахиллеса. Я молча присоединился к друзьям и закрыл глаза. Нас ждал очередной переход и поиски нового предка.
В этот раз переход был более мягким, хотя звон не исчез, как и чувство дикого холода. Частица души предка помогла, не иначе. А уж козоёб он или нет, оставим в покое. Хмыкнув, я открыл глаза и внимательно осмотрелся. Новый мир, оказавшийся тем, в котором бывать уже доводилось.
В воздухе висела плотная, коричневая пыль. Немилосердно жарило солнце, а земля покрылась сеткой причудливых трещин, дивно похожих на кожу пожилого человека. Древний Иерусалим, пропахший потом, кровью простого люда и чадящими благовониями, не изменился даже на пядь. Все те же песчаные стены, одуревающие от жары римляне и покрытые пылью иудеи. А еще разномастный гомон толпы, в которой можно было услышать любой язык и любой говор.
- Ну вот, - довольно протянул я. – Какая-никакая, а цивилизация.
- Угу, - согласилась Астра, смотря за тем, как у одной из стен бородатый иудей без стеснения справляет большую нужду. – Я аж чувствую, как у них цивилизованность в говне копошится.
- Вы, бля, в Спарте не были, - хмыкнул грек, обводя веселым взглядом узкие улочки и одинаковые глиняные дома. – Парис мертвяков ебал. У, сука!
- Да и слава яйцам, дружище, - ответил я, направляясь к римлянину в доспехах, который лениво следил за порядком на улицах. – Славен будь великий воин!
- Чего надо? – грубо, но меланхолично буркнул тот. – Паломники?
- Ага. Паломники. Макаронному монстру поклоняемся. Культ лапши и вся хуйня, - согласился я. – Что тут у вас новенького?
- Я думал, что вы с этим, новым проповедником, - произнес легионер. – Говорят, он воду в вино превращает. Да и по морю ходит, как по суше.
- Серьезно? – удивился я. – Ты часом не об Иисусе из Назарета говоришь?
- О нем самом, - подтвердил римлянин, с интересом осматривая Астру. – На иудейку ты не похожа.
- В прозорливости тебе, блядь, не откажешь, - хмыкнула рыжая и повернулась ко мне. – Збышек, чего тебя так перекосило, будто ты кружку менструальной крови Клеопатры ебнул залпом?
- Считай, что так и есть, заинька, - ответил я и, помахав легионеру, дал друзьям знак следовать за мной. Отойдя на безопасное расстояние, я обессиленно прислонился спиной к стене и уставился на друзей с выражением полнейшего охуения на лице.
- Поляк, бля, срать хочет, - констатировал Ахиллес, пнув под зад какого-то подозрительного попрошайку, который замедлил шаг рядом с нами. – А ну пшёл нахуй! Гангрена, ёб твою мать!
- Не хочу я срать, - вставил я. – Я удивлен. И пиздец как сильно. Вы понимаете, что мы в Иерусалиме времен Христа?