Душа моя — Элизиум теней!
Теней безмолвных, светлых и прекрасных.
Ни замыслам годины буйной сей.
Ни радостям, ни горю непричастных.[197]
Специфическим грехом эмпирического тела Церкви — ее государственной организации — было то, что своеобразный религиозный талант православия и его своеобразный подвиг был слишком извращен и обращен на пользу злого начала. Тот талант, о котором мы говорим, состоял в преобладании религиозного чувства над религиозной волей, в особой интимности и непосредственности чувствования Христа. Именно специфический способ взаимодействия с Христом через чувство, а не через волю, как это более характерно для западного религиозного сознания, давал православию большую внутреннюю свободу. Жертвы воли восполнялись в православном сознании пламенем веры и религиозным терпением, сораспятием Христу в своих страданиях. Это таинство заместительной силы одной религиозной стихии в сфере другой было особым благодатным даром русского народа. Этим даром и оправдывалось некоторое пренебрежение к моральному закону, объяснялась возможность быть «полнотою мерзости» и в то же время всегда проясняться религиозным светом. Это замещение и восполнение недостатков в одном достоинствами в другом происходило не только в индивидуальных сознаниях, но и в соборной целостности русской души. В России всегда осуществлялся подвиг братского замещения греха одних смирением, терпением других. Возможность такого заместительного подвига подтверждена в святоотеческой литературе следующими замечательными по своему времени словами подвижника эпохи иконоборчества св. Феодора Студита[198]: «Каждый свое дарование имеет, как написано: один такое, другой другое. Но вы, братия, союзом любви связанные, в силу своей любви, взаимно собственными делаете труды и добродетели друг друга. Ты, например, благодушно переносишь бесчестие; другой отличается трудолюбием, иной избыточествует молчанием, а иной благопокорностью, и по общению каждый из вас, кроме своего, имеет и то, что есть у других: добро яше переходит взаимно от одного на всех и обратно»[199]. Именно в силу этого дара русская государственность, никогда не бывшая выражением каких‑либо совершенных форм общественной жизни, Могла быть в то же время телом жившего в ней высшего начала Святой Руси». Русь была до отмены крепостного права, а отчасти После него, страной рабов и рабовладельцев, и это не мешало ей быть «Святой Русью», поскольку крест, несомый одними, был носим со светлой душой и в общем и целом с прощением тех, от кого он зависел, поскольку и те, и другие с верою подходили к одной и той же Святой Чаше. Так праведность десятков миллионов очищала и просветляла в единстве народного сознания грех немногих тысяч поработителей, к тому же грех, часто ясно не осознаваемый в качестве такового ни той, ни другой стороной. Это именно был тот религиозный подвиг народной души, который дал право обратиться к России со словами: «Край родной долготерпенья»[200]. и этот же поэт понял, что это долготерпение было не простое усилие воли, доступное и насквозь гуманистическому сознанию, но именно крест, носимый во имя Христа и мистически сливающийся с Его крестной ношей, ибо только в таком понимании становятся ясными слова поэта:
197
Цитируется первая строфа стихотворения Ф. И. Тютчева «Душа моя — Элизиум теней» (1836). Элизиум — по античн. мифологии — местопребывание блаженных душ в царстве теней.
198
Феодор Студит (759—826) — византийский аскет, глава движения иконопочитания, настоятель Студийского монастыря. В кн. «Добротолюбие» вошли в основном аскетические поучения отцов христианской церкви, монахов.
200
Здесь и далее цитируется стихотворение Ф. Тютчева «Эти бедные селенья» (1855) — строка из первой строфы и последняя строфа.