В атмосфере постоянного праздника.
Шумных вечеринок на Кутузовском — сюда спешил с радостью весь тогдашний московский свет.
Многолюдных «шашлыков» на даче в Валентиновке.
Премьер в лучших столичных театрах и Доме кино.
Открытие Московского кинофестиваля и Конкурса имени Чайковского были для молодого Игоря Непомнящего чем-то вроде традиционных семейных праздников.
Творцом феерического веселья, безусловно, была мать. Развлечения казались такой же насущной ее потребностью, какой для прочих становится потребность дышать.
Случись Зое Непомнящий родиться лет на сто раньше — или, напротив, лет на пятьдесят позже того времени, в котором довелось жить, — ее непременно назвали бы светской львицей.
И к этому определенно нечего было добавить.
Яркая, чувственная блондинка с внешностью Мэрилин Монро — такой она осталась в памяти сына.
А еще он остро помнил ее запах — крепкого кофе, табака и сладких французских духов «Climat».
Запах матери долго еще витал в пустой квартире — аромат легкой, праздной жизни, внезапно и страшно оборвавшейся в августе 1978 года.
Запах остался.
В остальном же большая, нарядная квартира изменилась неузнаваемо. Огромная коллекция отца: бесценные полотна, гравюры, рисунки, акварели великих русских художников — все исчезло.
Никто не сомневался — преступники шли именно за ней.
Шли, хорошо зная, что именно следует брать, но — главное! — предварительно договорившись с хозяином о встрече. И надо полагать, были знакомы с ним прежде.
Чужих Всеволод Серафимович в квартиру не пускал. Убийцам же гостеприимно распахнул двери.
Можно сказать, Игорю повезло — относительно, разумеется, но все же. Трупы родителей обнаружил не он — домработница, вернувшая после выходных. Он в это время кутил с приятелями на даче, наслаждаясь абсолютной свободой, — родители отчего-то не выбрались из города.
Потом это обстоятельство будет долго исследовать угрюмый следователь прокуратуры. Дотошно выспрашивать, как и почему случилось так, что жарким августовским воскресеньем Непомнящие-старшие остались в раскаленном городе?
Никто не знал ответа.
Игорь — тоже.
Возможно, унылый следователь был прав. Причина и вправду не совсем обычного поведения родителей в те выходные могла стать ключом к раскрытию убийства, Кого-то, выходит, дожидались они тем роковым днем.
Кого-то важного, диктующего свои условия, желающего, похоже, сохранить инкогнито.
Иначе почему бы не позвать его на дачу?
Все так.
Но таинственного визитера не нашли.
Дело отправили в архив.
Игорь остался один.
В те дни он думал, что жизнь кончена.
О прежней, беззаботной и радостной, даже не помышлял.
Просто спокойная, нормальная жизнь, казалось, не наступит никогда.
Ему теперь во веки веков жить в атмосфере ночного кошмара, в вечном ужасе и вечной тоске. В пустой квартире, населенной призраками.
Жить, постоянно прислушиваясь к шорохам за дверью, скрипу ползущего вверх лифта, гулким шагам запоздалого прохожего в пустынном ночном дворе.
В постоянном ожидании смерти, такой же страшной, как и та, что унесла родителей.
А может, еще страшнее.
Умом понимал, что бредит.
Дело свое преступники сделали вполне — зачем возвращаться?
Мебель, техника, библиотека, посуда — все, что осталось в опустевшей квартире, стоило, конечно, немалых денег.
Но не таких, чтобы из-за них убивать.
Не те еще были времена.
И тем не менее он боялся.
Никому не верил. Терзался мучительными подозрениями, мысленно определяя в преступники самых близких людей.
Время, однако, несмотря на пошлость известной сентенции, на самом деле излечило его.
Не скоро и не окончательно, увы, — но все же.
Как-то само собой все устроилось в жизни.
Игорь Всеволодович закончил факультет искусствоведения знаменитого Суриковского института, работать устроился — не без помощи друзей семьи — в министерство культуры.
Дачу продал.
В квартире на Кутузовском сделал ремонт.
Жизнь потекла как-то удручающе гладко, предсказуемо и скучно.
Больших компаний, с той памятной ночи в Валентиновке, когда, не испытывая ни малейшей тревоги, он беззаботно веселился с разбитными приятелями и подругами, Игорь Непомнящий не любил.
Он даже сподобился жениться на веселой, пухленькой секретарше одного из заместителей министра, но долго с ней не прожил.
В браке заскучал пуще прежнего.
Спасаясь от вязкой трясины мещанства, в которую с наслаждением погружалась домовитая секретарша, Игорь Всеволодович поспешил развестись.
Впрочем, и развод прошел тихо, обыденно, без потрясений.
Секретарша, несмотря на отсутствие высоких идеалов, оказалась женщиной порядочной — па роскошную квартиру не претендовала, мебель пилить не стала.
После развода Игорь зажил совсем уж тихо.
И — кто знает? — быть может, так же тихо и умер бы однажды незаметный, серый служащий в своей одряхлевшей квартире. Покинутый всеми — даже кровавыми призраками.
Но грянул год 1991-й.
Вместе с тысячами граждан великой империи, на поверку оказавшейся колоссом на глиняных ногах и вмиг развалившейся, Игорь Непомнящий вдруг прозрел, ожил, зашевелился.
Жизнь больше не казалась вымученным школьным сочинением, каждое слово в котором — штамп, повторенный многократно, но обреченный звучать снова и снова. А вывод, к которому следовало прийти в заключении, вынесен в заголовок; «Онегин — лишний человек».
И — Боже упаси! — никак не иначе.
Рассеялась пелена теплой, замшелой обыденности, изученные до тоски, до оскомины дороги вдруг оказались путаными лабиринтами. И не понятно было, что ожидает за знакомым поворотом — то ли погибель, то ли — совсем наоборот — нечаянная радость. Да такая, о какой прежде не смели даже мечтать.
Проснулись вдруг наследственные способности, пригодились давние родительские связи и даже книги из отцовской библиотеки, годами пылившиеся на полках.
Игорь Всеволодович занялся консультированием, потом — заработав первые деньги — торговлей антиквариатом. Сначала параллельно со службой.
Позже — когда дело неожиданно и резко пошло в гору — министерство культуры было оставлено и .немедленно забыто.
Зато появился антикварный магазин на Старом Арбате. А вернее — в одном из тихих арбатских переулков.
Сообщество московских антикваров приняло его безоговорочно.
Разумеется, большинство настоящих мэтров, работавших когда-то с Непомнящим-старшим, пребывало уже в мире ином.
Те, кто был еще жив, отошли от дел, уступив место благообразно поседевшим фарцовщикам.
Но — удивительное дело! — их стариковского влияния оказалось достаточно.
К тому же — непредсказуемые метаморфозы случаются иногда в жизни — давняя трагедия сослужила теперь добрую службу. Ее кровавый, таинственный флер возбуждал любопытство, бередил фантазии, завораживал — и в результате привлекал к персоне Игоря Непомнящего самых разных людей.
Впрочем, вступив на новое профессиональное поприще сыном того самого Непомнящего, Игорь Всеволодович не намерен был почивать на наследственных лаврах.
Он работал.
И очень скоро ссылка, обращенная в прошлое, отпала как бы сама собой.
Арбатский антиквар Игорь Непомнящий слыл человеком хорошо образованным, интеллигентным, однако жестким — и к тому же удачливым.
Словом — состоявшимся вполне.
Закрывая за собой дверь в прошлую жизнь, он, поколебавшись, все же решил продать родительскую квартиру на Кутузовском и поселился неподалеку от магазина. В пентхаусе респектабельного — элитного, как говорили теперь в Москве — дома. С подземным гаражом, спортивным залом, бассейном и мраморным вестибюлем, тишину которого денно и нощно охраняли крепкие, молчаливые секьюрити.
Все складывалось прекрасно — впрочем, все и было прекрасно! — пока не приключилось событие, на которое Игорь Всеволодович поначалу даже не обратил внимания.
Собственно, и не событие вовсе.
Обычная по нынешним временам история.
Владелец такого же небольшого антикварного магазинчика в соседнем переулке разорился.