Тут Мединский строит из себя дикого папуаса, не знающего, что большие железные птицы не только клюют друг друга, но и гибнут по причине разного рода аварий и катастроф. Зато Корнюхин это понимает и потому в работе «Советские истребители в Великой Отечественной войне» четко пишет: «Всего с 22 июня по 10 ноября 1941 года Люфтваффе потеряли, в основном на Восточном фронте, 5180 самолетов» (М. Спик «Асы союзников». Смоленск, «Русич», 2000).Вычтя из 5180 крылатых машин с крестами 1300 погибших над Европой, Северной Африкой и Средиземным морем, мы получим 3880 потерянных на Восточном фронте по 10 ноября, что прекрасно сочетается с 4200 потерянных до 31 декабря.
А как же немецкие данные? Они неполны. Приводя германскую статистику, Заблотский и Ларинцев делают важнейшую оговорку, подчеркивая, что в нее «не включены поврежденные и списанные машины, самолеты, уничтоженные на аэродромах, потери по небоевым причинам (за исключением пропавших без вести)».
Таким образом, даже с учетом потерь авиации союзников Германии у гитлеровской коалиции на Востоке выходит порядка 5 тыс. уничтоженных или списанных аэропланов, из которых 22 июня, согласно тем же авторам, потеряно 78 германских самолетов, а не высосанные из профессорского пальца три сотни. Советской авиации не нужны столь дешевые подтасовки, а лучший истребитель нашей страны Иван Кожедуб не нуждается в приписанных ему Мединским 17 сбитых американских самолетах в Корее.
Вопреки профессорской болтовне он в Корейской войне в воздушных боях не участвовал ввиду строжайшего запрета, а только командовал 324-й истребительной авиационной дивизией, изрядно трепавшей американцев. Другое дело, что список из 62 официальных воздушных побед Ивана Никитича заслужива- ет уточнения. Есть данные, что в него не попали румынский истребитель польского производства PZL Р.24, заваленный 11 апреля 1944 года, « Мессершмитт-109 », уничтоженный 8 июня того же года, и два сбитых перед самым концом войны опрометчиво атаковавших аса американских «Мустанга». Заслуживает проверки информация о самолетах, погибших под огнем Кожедуба, но начисленных по приказу командования на счет молодых летчиков... Но все это немалый труд, а ляпнуть очередную сплетню куда проще.
Бог любит троицу, и мухлевщик с «медвежьим» партбилетом кроме сухопутных и воздушных подтасовок не забывает и о махинациях в водной стихии. Переходя из небес в моря, он поведал на стр. 99 о том, как 1 марта 1938 года советские летчики потопили японский авианосец «Ямато». История впечатляет, но, к сожалению, такого корабля в реальности не существовало. У японцев плавали линкор «Ямато», уничтоженный американской авиацией 7 апреля 1945 года, и транспорт «Ямато- мару», торпедированный американской же подлодкой «Снук» 13 сентября 1943 года, а вот авианосца не было. Никаких документов, проливающих свет на эту историю, до сих пор не обнаружено, и излагающие ее постоянно путаются в показаниях. Одни клянутся, что вражескую посудину утопили на китайской реке Янцзы, другие стоят за китайскую же реку Хуанхэ. Организация атаки приписывается то будущему командующему авиацией польской армии Федору Полынину, то будущему командующему 1-й и 7-й воздушными армиями Тимофею Хрюкину. И только гражданин Мединский ненавязчиво опускает подробности, видимо, считая, что таким образом его будет сложнее поймать на вранье.
История с мифическим авианосцем — одна из наиболее тонких махинаций профессора- патриота, поскольку потопили ли тогда наши бомбовозы хотя бы баржу, и летали ли они в тот день вообще, толком неизвестно, а значит, фантазировать можно сколько угодно. Куда менее удачно получилось с изученным вдоль и поперек подвигом капитана подводной лодки С-13 Александра Маринеско, потопившим немецкие лайнеры «Вильгельм Густлов» и «Генерал Штойбен» общим водоизмещением 40 144 тонны.
Немецкий лайнер «Вильгельм Густлов», потопленный лодкой С-13. Легким движением клавиши Мединский превратил 406 погибших на нем подводников в 1300.
За один поход Маринеско стал самым результативным подводником русского флота на все времена, и его имя будет навсегда вписано в отечественную историю. Но Мединскому этого недостаточно, и он с энтузиазмом занимается любимыми приписками. В реальности на « Густлове », помимо прочих, плыли 902 курсанта и 16 офицеров (включая 8 военных врачей) 2-го батальона 2-й учебной дивизии подводных сил, из которых погибло только 406 человек. Маловато будет? И легким тычком в клавиатуру четыре сотни покойников превращаются в «1300 немецких подводников, среди них — полностью сформированные экипажи подводных лодок и их командиры» (с. 287).
Расчленив каждого недоученного курсанта на три части и вырастив из обрубков подготовленных подводников, волшебник клавиатуры берется за утопленных на «Густлове» девиц из 2-й учебной дивизии. В качестве кого служили такие фройляйн? Как и в большинстве тогдашних армий, на должностях, не связанных со стрельбой по неприятелю, типа секретарш-машинисток и прожектористок-зенитчиц. Но это так неромантично! И потому фройляйн срочно переквалифицированы. Мединский посмертно зачислил их в «надзирательницы СС, служившие в концлагерях» (с. 287).
Похожие манипуляции производятся и с утопшими на «Штойбене». Там находилось около 3700 раненых солдат всех родов войск и беженцев, 282 человека медицинского персонала и 285 членов экипажа, а всего 4267 человек, из которых 3608 погибло. Число внушительное, но контингент какой-то разношерстный и частично даже небоевой. Поэтому в ход опять идут магические клавиши, и покойники превращаются в «3600 танкистов, коих хватило бы на укомплектование нескольких танковых дивизий» (там же).
Теперь можно прикинуть количество павших с обеих сторон, и Мединский опять в своем репертуаре!
«Исследование американского военного ведомства «Джемен менпауэр» — наиболее солидное по статистическому аппарату, определяло число погибших и пропавших без вести немецких солдат в 5 100 728 человек. По данным межведомственной комиссии по подсчетам наших потерь в годы войны, безвозвратные боевые или демографические потери списочного личного состава Советской армии (всего: убиты, умерли от ран, не вернулись из плена), с учетом боев на Дальнем Востоке — 8 668 400 человек. Из этого чудовищного чис- ла сразу можем отнять 2,5 млн наших солдат, погибших в немецком плену. Они погибли не потому, что были слабаками или невезучими. Они погибли просто потому, что были русскими. Из любого другого плена, не заточенного на геноцид в отношении «недолюдей», они бы вернулись. Из попавших в немецкий плен американцев и англичан умерло 4%. Советских пленных погибло 57,8%. Сравнили? Задумались? Останется чуть более 6 миллионов наших павших воинов. Сравните с потерями вермахта. И что ж получается? Получается, потери у нас примерно равные?» (с. 385.)
Затем на 388-й странице профессор вспоминает, что в советском плену оказался 1,1 млн солдат, набранных с оккупированных территорий или служивших в армиях союзников Германии, добавляет их к трупам из «Джемен менпауэр» и спрашивает, не получилось ли, что Гитлер и компания потеряли больше? Тем более что исследование «Джемен менпауэр», которое только что подавалось как «наиболее солидное», теперь было понижено в звании. Оказалось, его данные соответствуют «минимальной цифре» (с. 388) германских потерь.
Впрочем, на той же странице Мединский осознает, что увлекся, и предлагает считать, что в 1941-1942 гг. мы теряли больше, чем немцы, в 1943-1945 гг. — наоборот. В целом же он призывает довериться авторитету право- славной церкви в лице протоиерея Александра Ильяшенко, считающего, что на каждых 10 потерянных немцев, с учетом военнопленных, приходилось 13 наших.
Поскольку отец Александр, наверное, все же не входит в число авторитетных военных статистов, то пересчитать все же не мешает. Мединский из 8 668 400 официально погибших красноармейцев вычитает 2 500 000 не вернувшихся из плена и получает 6 168 400. Это и вправду чуть меньше, чем 5 100 728 погибших под флагом со свастикой, по «Джемен менпауэр», плюс 1 100 000 пленных немцев и союзников, дающих в сумме 6 200 728. Но проследив за раздачей карт, мы тут же убеждаемся, что они крапленые.