1. Звук А может переходить в звук Б без уточнения языка и периода времени.
2. Гласные не имеют значения, существенен только костяк согласных (в любых языках).
3. Слово А получилось в результате обратного прочтения слова Б.
4. Такая-то древняя надпись из той или иной страны читается по-русски.
5. Название А какого-то города, какой-то реки, или той или иной дальней страны – это просто искаженное слово Б, из чего видно, что эта страна когда-то была населена русскими или они овладели ей.
6. Такие-то языки произошли из русского, того, на котором говорим мы с вами.
7. 3000 или 5000 или 10000 или 70000 лет тому назад русские, именно русские, а не их биологические предки, общие с другими народами, делали то-то и то-то.
Кстати, корни российских игр с географическими названиями лежат еще в норманнской теории происхождения Русского государства. Тогда немецкими учеными было модно выводить русские названия городов и весей из немецких. Впоследствии эту тему подхватили славянофилы в пылу полемики. Читая Хомяковскую «Семирамиду» (где встречаются «Перигор»- пригорье и многие другие «доказательства»), книгу Нечволодова «Сказания о Земле русской», где нас также выводят от Атиллы и даже от мимирдонян Ахилла, или 4-х томник «История России» для солдатских рот и т. д. встречаешь замечательные перлы, достойные Фоменко.
Но среди «соратников товарища Марра» — и Чхве Намсон, который, используя звуковые совпадения, доказывал, что представители корейской цивилизации основали Персию и Бухару; и господин Щербаков, который известен выкладками об этрусском происхождении славян и попытками читать их надписи, используя современный русский язык; и господин Закиев, который, пытаясь доказать культурное влияние древних тюрок на район Древней Скифии, считает греческое слово «понт» (море) вовсе не греческим, а тюркским, приводя в качестве доказательства этого похоже звучащее тюркское слово, означающее «суп» или «похлебка».
Похожие доказательства использовал и Герасим Югай, который «предположил», что сопка Ариран нахо¬дилась на сопредельной территории древней Руси и Ка¬захстана — между Аркаимом (Приуралье) и Аральским морем. При этом автор концепции считает, что слово «Арал» по-корейски звучит «арар», то есть, как двойное арийство, и выстраивает единую линию: Арийство протославян — Аркаим прототюрков — Ариран протокореицев. Название русской реки Амур у него тоже корейского происхождения (от « А-.. мурио (ага, вода)!») Однако, хотя Югай утверждает, что в Корее нет местности под названием «Ариран», в северной части Сеула есть сопка с таким названием. Аральское море по-корейски пишется и произносится не как «арар», а как «Арал хе (море)», река Амур в Корее называется «Хыкренган», т. е. как «река Черного дракона», а само слово «Амур» является русифицированным вариантом монгольского названия «Хара-мурэн» («черная река»).
Разновидностью сравнения по внешним признакам является pars pro toto «часть вместо целого», когда частное выдается за общее, исключение – за правило, а «отдельные проявления» или «стихийные действия» — за разработанный сверху и претворяемый в жизнь стратегический план. Прием этот очень активно используют историки-демократы из числа советских корейцев, выдающие перегибы на местах за доказательство сталинской политики геноцида корейского населения Приморья, но особенно четко это видно на примере взбивания пены вокруг поведения Советской армии на оккупированных территориях в попытке показать, что мы и фашисты, как минимум, стоили друг друга. При этом из внимания выпускается, что поведение немцев было, по сути, санкционировано вбитыми в гитлеровскую идеологию правилами отношения к «неполноценным расам», в то время как аналогичные действия советских солдат были стихийными и носили реакцию «встречного озверения», вызванную поведением немецких войск на советской территории в сочетании с некорректным пониманием лозунгов «Око за око!». Известно по документам, что такие действия не поощрялись, а преследовались командованием. Однако ревизионисты представляют набранные факты представлялись именно как деталь государственной политики, целью которой было не только «дать солдатикам развлечься», но и окончательно подорвать дух немцев посредством массовых изнасилований.
Этот же прием виден в сравнении красного и белого террора, но здесь обе стороны заявляют, что «у нас» были стихийные акты народного возмущения, а «у них»,— политика, иллюстрирующая всю суть режима.