Гибсон! Не успев ни о чем подумать, я чмокаю его прямо в губы.
В комнате появляется молодая девчонка — разумеется, с огромным пузом. Малдер протягивает ей тушки гусей, и она выходит наружу, чтобы ощипать их, а я провожаю ее встревоженным взглядом. Девушка только-только вступила в период зрелости, и бедра у нее по-детски узкие. Ей явно не больше тринадцати, несмотря на высокий рост. Рожать ей будет непросто. Может, поэтому Малдер и взял меня с собой?
Господи, надеюсь, это хотя бы не его ребенок. Она же сама еще дитя.
***
И чем более я размышляю, тем более две вещи наполняют душу мою всё новым удивлением и нарастающим благоговением: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне.
Иммануил Кант
***
Между прочим, покинуть колонию «Альфа» мне пришлось как раз таки из-за беременной женщины. Лидер другого поселения сделал нам предложение, от которого нельзя было отказаться, — обменять меня на их ветеринара, и пообещал вдобавок перестать нападать на наш бункер, а в дальнейшем объявить перемирие и даже рассмотреть возможность объединения. По словам ветеринара, жена лидера была беременна двойней, и им требовался настоящий врач.
Тогда я увидела в глазах Скиннера сомнение. Глава того поселения сказал, что у них жили женщины и другие гражданские, а это означало меньше внутренних распрей и большую стабильность. Среди женщин имелись даже бывшие проститутки, и это обещало мне защиту от домогательств. А Скиннеру становилось непросто удерживать порядок в колонии и одновременно бороться за бункер и за меня. Эта война на два фронта утомляла его чем дальше, тем больше. От чего-то придется отказаться, а я приносила больше проблем, чем пользы.
Скиннеру уже не приходило в голову поинтересоваться, чего хочу я сама. Мой бывший начальник, который всегда так уважительно, без намека на шовинизм относился ко мне и моей службе в ФБР, ничуть не интересовался моим мнением. Я возражала, я кричала, я спорила. Даже пыталась соблазнить его, когда он велел мне собираться.
— Малдер слушал только в первый раз.
Вот и все, что он сказал. Скиннер просто хотел расслабиться и потому лгал мне. Через десять минут я собралась и готова была уходить. За меня вступился Байерс, и Скиннер убил его одним выстрелом.
Больше никто не стал ему перечить.
***
Самое прекрасное, что мы можем испытать — это ощущение тайны. Она источник всякого подлинного искусства и науки. Тот, кто никогда не знал этого чувства, кто не умеет остановиться и задуматься, охваченный робким восторгом, тот подобен мертвецу, и глаза его закрыты.
Альберт Эйнштейн
***
Девчонка жарит гуся на вертеле во дворе. Она похожа на индианку из тех времен, когда здесь еще слыхом не слыхивали о европейцах. В ее лице действительно есть индейские черты: наверное, она даже не полукровка. Черные волосы до талии, высокие скулы, длинные красивые ноги, выглядывающие из-под короткой юбки. Скорее всего, в момент вторжения она была совсем маленькой и жила в резервации, и пришельцы с пчелами ее просмотрели.
Сзади по ступенькам ко мне спускается Малдер и садится рядом, свесив ноги. Он снимает с меня шляпу, которую я обычно надеваю, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, и распускает мои волосы. Они стали длиннее и доходят до плеч: проще их отрастить, чем пытаться ровно обрезать. Я чувствую, как он нежно перебирает пряди, распутывая их пальцами, а потом зарывается лицом мне в волосы и глубоко вдыхает.
И вспоминаю ощущение его прикосновений. Вспоминаю моего Малдера.
Он меж тем неторопливо заплетает мне волосы: наверное, научился этому много лет назад, причесывая Саманту, и затягивает снизу резинкой. Когда Малдер встает, я протягиваю руку за своей шляпой, но он лишь качает головой.
— Не надевай ее, — говорит он. — Здесь никто тебя не тронет.
Потому что теперь я его собственность. Я принадлежу Малдеру.
После ужина мы ложимся вместе, а Гибсон с девушкой наверху занимаются сексом. «Где же эти организации по защите детей, когда они так нужны?» — думаю я, прислушиваясь к звукам совершаемого преступления. Слава богу, там с ней не Малдер.
Мальчик, приютившийся рядом со мной, никак не успокоится: постоянно вертится и переворачивается с боку на бок. А потом шепчет:
— Гибсон не делает ей больно. Засыпай.
Я чувствую, как Малдер двигается позади меня, и мальчик тихо уходит. А минутой позже диван в гостиной со скрипом прогибается под его весом. Малдер проводит пальцами по моему плечу, по запястью, по животу, а потом кладет руку мне на грудь.
— Ты этого хочешь, Скалли? — Он и без того знает, что да, но ему нужно услышать, как я произношу эти слова. — Не надо бояться. Я не причиню тебе боли.
Мне хочется в это верить.
Малдер встает и раздевается. Шрамов на его теле существенно прибавилось с тех пор, как я последний раз видела его обнаженным. А затем просто ложится на кровать и ждет — так же, как я ждала Скиннера. «Если ты хочешь меня, то иди сюда, я здесь».
Я медлю. Когда мне было одиноко и страшно, не стоило труда вообразить, будто между нами и впрямь существует нерушимая связь — вечная любовь, как в сказках. Нетрудно было даже позволить своему читающему мысли спасителю соблазнить меня той ночью в бункере. Малдер, мой лучший друг и напарник, так и не ставший для меня тем возлюбленным, каким я представляла его в Прошлом. Но все же этот мужчина был почти, хоть и не совсем моим Малдером.
В темноте он берет меня за руку, и я вспоминаю, как он делал это раньше. Как поддерживал меня, спасал, любил, не задавая вопросов. Я покорно двигаюсь ближе, и Малдер притягивает меня к себе.
Он никогда и ни в чем не был пассивным, и конец света это не изменил. Его рука замирает у меня на бедре, мягким нажатием побуждая меня без промедления опуститься еще ниже. Его плоть проникает внутрь, давит все сильнее и сильнее. Я еще не совсем готова и стискиваю зубы, чувствуя болезненное трение. Мое тело с трудом впускает его в себя — с таким же ощущением, как когда слишком широко раскрываешь рот при зевке. Я втягиваю носом воздух, прислушиваясь к его прерывистому дыханию. Ну что, Малдер, теперь ты видишь, как сильно я тебя хочу? Ладонь перемещается чуть ниже, скользя по моей татуировке, а затем — ложится на талию, направляя меня, и я послушно двигаюсь в том ритме, который он задает. Оргазм захлестывает меня почти в ту же минуту, и я обессилено опускаюсь на его потную, покрытую шрамами грудь, пока Малдер продолжает подталкивать меня, все быстрее и быстрее, а потом его тело вдруг напрягается, дрожа, как натянутая струна. И лишь спустя время, уже засыпая, я чувствую его у себя в голове, читающего мои мысли.
***
Я нахожу невероятным, чтобы из хаоса образовался такой порядок. Должен быть определенный организующий принцип. Для меня Бог — это тайна, и в то же время Он объясняет чудо существования, почему что-то существует вместо ничего.
Алан Сэндидж
Комментарий к Часть первая
(1) Откровение Иоанна Богослова.
(2) «451 градус по Фаренгейту» - роман Р. Брэдбери; В романе «О дивный новый мир» О. Хаксли: «альфы» - высшая каста людей, «Дикарь» - один из героев романа, «сома» - безвредный наркотик; в романе «1984» Дж. Оруэлла: «не-лица» - уничтоженные системой люди, «Старший Брат» - правитель государства Океании; «Воины дороги» - персонажи фильма «Безумный Макс»; Рэндалл Флэгг – мистический герой нескольких романов Стивена Кинга; «Марты» - собирательное название из романа «Рассказ служанки» М. Этвуд, бесплодные женщины старшего возраста, выполняющие домашнюю работу.
(3) Безумный Макс – главный герой одноименных фильмов-антиутопий в жанре киберпанк, Джон Уэйн – американский актер, снимавшийся в вестернах.