— Ну, — обратился он к вернувшейся в комнату Дженни, — кошка приземлилась на все четыре лапы. Я рад. Как ты отказалась от сильных наркотиков — прошла замещающую программу?
Глаза у нее были голубые и сияющие, в точности как он ожидал, а во взгляде таилось нечто неуловимое, что делало ее еще привлекательнее — словно эти глаза видели что-то, чего не ожидали и не надеялись увидеть.
— Сила воли, — коротко ответила она. — Тебе, кажется, не особенно повредило употребление собственной продукции. Правда, ты всегда знал меру. Думаю, у тебя немало подружек таких же симпатичных и жадных, как я?
— Особенных нет, — сказал он.
— Особенных и не бывает, — отрезала она, и он задумался, понимать это как философское рассуждение или как очередное оскорбление, в котором угадывается недоговоренное «для тебя».
— Так или иначе, — честно сказал он, — таких красивых, как ты, нет. Ты, конечно, всегда была хорошенькой, но теперь… В чем твой секрет, Дженни? Ручаюсь, любая из тех крошек, с которыми ты толковала в баре, много бы отдала, чтобы узнать. — И не удержавшись, добавил: — Они, должно быть, тебя возненавидели.
— Никакого секрета, Брю, — сказала она. — Нужно просто вывести дрянь из организма. Я теперь в порядке, совсем очистилась. И никто меня не ненавидит. Я не для того возвращаюсь, чтобы натянуть им нос. Они понимают, что я просто хочу помочь.
«Святая Дженнифер, обращенная блудница и спасительница падших женщин?» — вертелось у него на языке. Но сказал он другое:
— Никто не бывает совсем чистым. — При этих словах он приподнял чашку с кофе, напоминая, что кофеин тоже наркотик. На его вкус, кофе был слишком крепким, и к тому же Брюер заметил, что она пила его без сливок и сахара. Раньше она всегда добавляла сливки, а иной раз и две порции.
Она не удостоила глупую поправку ответом.
— Освещение здесь довольно унылое, — сказал Брюер, чувствуя, что умудрился проиграть пяток очков, и не представляя, как отыграться. — Неудивительно, что тебе хочется изредка выбраться на солнышко, даже если для этого приходится посещать старые места. Что, новых подружек не завела? Или твой дружок, когда не в постели, предпочитает одиночество?
— С тобой он бы, возможно, поладил, — сухо ответила Дженни. — У вас много общих интересов.
Брюер обвел взглядом книжные полки.
— Похоже, у него найдутся общие интересы с каждым, у кого имеются интересы, — заметил он. — Очевидно, он весьма интересующийся человек. Не потому ли ты сидишь одна, пока он занимается тем, что его интересует?
— У него сейчас мало свободного времени.
— Это мне знакомо, — сказал Брюер. — А какие именно интересы нас объединяют?
— Биотехнологии, — коротко сообщила она. — Контроль качества. — Это уже прозвучало загадочно. Голубые глаза смотрели на него из-под чуть насупленных бровей. Она ждала реакции.
Брюер задумался: не считает ли она, будто ему это должно польстить? Мол, она, вернувшись в мир конформизма и приличий — если она туда вернулась, — выбрала человека, похожего на него, а не просто стала шлюхой классом выше, чем была.
— Ты счастлива? — спросил он.
— Что за вопрос?
— Просто спрашиваю.
— Думаешь, я раньше была счастлива? — довольно резко спросила она. — Думаешь, я была счастлива с тобой?
— Бывала иногда, — напомнил он. — Это ведь от меня ты получала таблетки счастья. Я готовил хороший товар. Под его влиянием ты бывала достаточно счастливой. Я просто хотел знать, счастлива ли ты теперь, когда даже кофе не подслащиваешь?
— Ты хотел бы знать, — поправила она, — зачем я тебя сюда пригласила и почему разрешила подвезти меня до дома. Ты хотел бы знать, не выдался ли тебе счастливый случай — теперь, когда нельзя меня нажаривать за наркоту.
— Я не думал об этом так! — со всей доступной ему искренностью возмутился Брюер.
— Да, ты не думал. Для меня обмен секса на таблетки был способом сэкономить на посреднике, но ты в самом деле считал, что раз денег не платишь, так это и не проституция. Я никогда не могла этого понять.
— Ты мне нравилась, — честно сказал он. — Ты была хорошенькой, милой и ласковой. Ты потому злишься, что я никогда не пытался увести тебя от тебя самой, от твоих привычек? Я бы попытался, если бы думал, что ты согласишься, но ведь ты просто экономила на посреднике…
— Теперь я гораздо красивее, чем была, — сказала она, — но далеко не такая милая. Не уверена, что понравилась бы тебе, узнай ты меня поближе. — В ее голосе опять прозвучало неуловимое нечто.
— А я уверен, — сказал ей Брюер. Он хотел сделать комплимент, но, кажется, ей это не польстило.
— Потому что ты ничего не замечаешь, кроме внешности, — огрызнулась она. — Потому что, как бы хорошо бы ты меня ни узнал, это не изменило бы твоего мнения, сложившегося, едва ты увидел меня в «Козле и компасе». Кстати, что ты там делал? Я тебя там давно не видела.
— Искал старого дружка, — признался он. — Помнишь Саймона? Простака Саймона.
— Ах этого, — протянула она, будто все прояснилось.
— Он не хуже старых подружек, которых искала ты, —намекнул Брюер. — Вероятно, даже малость получше, как поглядеть. Так или иначе, он вновь свел нас. Я действительно рад тебя видеть и рад, что ты выбралась из сточной канавы, тянешься к звездам. Уверен, что ты счастлива. На твоем месте всякий был бы счастлив. Так почему ты позволила мне тебя подвезти, вместо того чтобы обозвать говнюком и пнуть по яйцам? Прежде я был просто платным клиентом — с какой стати теперь уделять мне время? Если ты не собираешься начать сначала, — а я так не думаю, — значит, тебя покалывает любопытство. Тебе, по крайней мере, интересно знать, как у меня дела.
— Как у тебя дела, я уже спрашивала, — напомнила она.
— Что еще ты хочешь узнать?
— Как на самом деле? Как ты говоришь, легкое ностальгическое любопытство. Знаешь, чего мне не хватало, когда ты перестал захаживать, решив, что я совсем развалилась?
Сказать «таблеток» было бы не дипломатично, поэтому Брюер спросил:
— Моей едкой иронии?
— Твоих панегириков психотропной революции, — сказала она. — Тех, что без иронии, когда ты настолько забывался, что хотя бы наполовину говорил то, что думал, о мире, где биотехнологии спасут нас от нас самих. Все это, понятно, чушь, но приятно, что ты во что-то верил, пусть даже не в любовь, честность или порядочность. Я тогда, конечно, была молода. Слишком молода. Ты все еще веришь в это, хоть немного, или стал обычным наркодельцом и думаешь только о деньгах и крутых тачках с хитроумной сигнализацией?
— О, я верю, — твердо сказал Брюер. — Действительно искренне верю. Ирония просто помогает скрыть этот факт. Всегда говори правду с иронией, и никто тебя не вычислит.
— Никто?
— Кроме тебя, конечно. С тобой я забываю об осторожности, замечаешь? Забыл, как только увидел тебя в пабе. Мне бы сейчас ломать ноги Простаку Саймону или угрожать, что сломаю, если он не опомнится, но у меня на такое никогда не хватало духа, а когда я увидел тебя… ну вот. Кофе потрясающий. Как ты его пьешь? — Он отставил кофе и придвинулся к ней, под предлогом заглянуть в ее чашку.
— С возрастом вкусы меняются, — заметила она.
Она наверняка понимала, что он не для того придвинулся, чтобы заглянуть в чашку, но все же помедлила, прежде чем отстраниться. Он принял это за зеленый свет, но, когда потянулся к ней, она застыла. Он слишком поторопился.
— Нет, Брю, — сказала она. — Ничего такого. Правда ничего, кроме любопытства.
Он не поверил. Он все-таки обнял ее, в надежде, что она просто тянет время, и стоит проявить настойчивость… Хоть и знал, что счет пока не в его пользу. Он попробовал ее поцеловать, но она не ответила на поцелуй. Попробовал прижать ее крепче, но она не перестала отбиваться.
— Тебе придется меня изнасиловать, — сказала она. — Но не думаю, что тебе хотелось бы именно этого.
Он сразу отпустил ее. Ему этого, разумеется, не хотелось, и определенно было не в его стиле.