Один из дядьев, курсант танкового училища, погиб, прикрывая отход наших из Пятигорска, в 42-м, другой, помкомвзвода разведки, получил тяжелое ранение в ногу при форсировании Десны, ногу ему ампутировали. Помню, как маленьким мальчиком я боялся никелированного протеза моего дяди, стоящего у кровати и охраняющего беспокойный дядин сон.
Ну а мой отец… Отец не воевал. Когда-то это было одним из самых тяжелых детских переживаний, и попробуйте объяснить тогдашнему пацану, что в 45-м его отцу исполнилось всего только семнадцать, что работал он на тракторе в далеком среднеазиатском колхозе плюс сильнейшая близорукость и начинающийся туберкулез легких. Но такие извинения не принимались моралью моего детства, проходившего в одном из московских дворов и в некоторых других местах в начале пятидесятых годов XX века…
Отцовские глаза достались мне по наследству. В придачу к кое-каким еще дефектам здоровья. Фрунзенским райвоенкоматом города Москвы я признан негодным к службе в армии в мирное время и годным к нестроевой во время военное.
У матери фамилия Сорензон. Она с Украины, из Полтавы. Корни предков уходят в еврейские местечки, сплошь населенные мелкими ремесленниками, в шоломалейховскую голытьбу…
Отец и мать выбились в интеллигенцию, мама в Москве закончила Полиграфический институт, художественный факультет. А отец, родившийся в Москве, как ни странно, — Литературный институт. После чего его распределили в Брянск, где он работал в газете «Брянский комсомолец», кстати, вместе с Фазилем Искандером.
Там, в Брянске, отец написал и выпустил книгу рассказов. А потом почему-то ударился в кулинарию. Любил ходить на базар, выбирать продукты и вообще был докой по этой части. В этом есть что-то национальное. Практика базара. На Востоке, на Юге базар — это все, это жизнь, это способ существования, это мироощущение, это удовольствие. Это средство массовой информации.
Потом мать от нас ушла, мы остались вдвоем. Мое детство — с восьми до четырнадцати — Брянск.
Брянск — это театр с колоннами, овраги, колокольни, рынок у самой Десны-реки. Я помню в детстве в Брянске на 7 Ноября на площади перед обкомом партии натягивали экран и показывали «Ленин в 1918 году», «Ленин в Октябре». Стоит огромная толпа на морозе и смотрит, как на бледном экране перемещаются плохо различимые тени…
Знаете ли вы, как обидно, когда тебе не верят, что ты родился в Москве? Мне не верили.
Жизнь в маленьком городке очень мне потом помогла: было легко знакомиться и разговаривать с разными людьми.
Я не был в Брянске более тридцати лет. А он появляется в снах — школа, дорога из дома. Или про сто, вне изображения возникает какая-то особая тональность, настроение, и я понимаю, что это Брянск.
К журналистике я приобщился рано. Работал в многотиражках «Московский водник», «Знамя труда». И очень хотел попасть в штат «Литературной России», это тогда была крупная газета, орган Союза писателей России (писателей! — предел мечтаний). А меня не брали из-за национальности, хотя завотделом хотела взять. Она мне говорила:
— Лева, я бы с удовольствием. Но вот наш редактор, Константин Иванович Поздняев, он не любит евреев. Если вы можете как-то обойти этот момент или повлиять на него… Поговорите со своими родителями.
Мне было двадцать лет. Я был совсем инфантильный мальчик. Пришел домой и пожаловался на судьбу. Я тогда жил с матерью и отчимом. Отчим был председателем московского горкома графиков.
В это время строили дом на Грузинской (в котором потом жил Высоцкий), это был дом горкома графиков. И в этом же доме кто-то из Михалковых должен был покупать квартиру… Или старший Михалков для кого-то квартиру «делал»? Короче говоря, как-то нашли возможность ему позвонить, объяснить связь между этой квартирой, мной и «ЛитРоссией».
Михалков позвонил Поздняеву. И позже содержание этого разговора мне передавали так.
Михалков, заикаясь, говорит:
— Костя, ты, говорят, это, ж-жжидов н-не б-берешь?
Я потом был свидетелем подобного, когда освещал секретариаты Союза писателей как корреспондент «ЛитРоссии»: Михалков со всеми был на «ты», с пожилыми людьми как со школьниками разговаривал.
Перепугавшийся Поздняев оправдывается:
— Сергей Владимирович, да у меня и замредактора еврей, и ответственный секретарь…