— Вам кого?
— Мне… Мне Мусю… Мусю Синицыну.
— Мусю? — переспросила женщина и окинула Горюнова изучающим взглядом. Она повернулась и крикнула в глубину квартиры: — Муся! Мусенька! Это к тебе…
Где-то хлопнула дверь, и в прихожей появилась невысокая миловидная девушка в легком свитере и коричневых лыжных брюках. Не дав ей раскрыть рот, Горюнов шагнул навстречу и с улыбкой протянул руку:
— Здравствуйте, Муся!.. Так вот вы какая! Именно такой я вас себе и представлял. Меня зовут Виктор…
— Здравствуйте, — неуверенно отозвалась Муся, отвечая на рукопожатие, — но я… Я что-то вас не помню. Виктор? Какой Виктор?
— Ну, сейчас я вам все объясню, — быстро сказал Горюнов. — Только не тут же, не в прихожей мы будем разговаривать?!
— Да, да, пожалуйста, — смутилась девушка, отступая в сторону и указывая Горюнову путь. — Прошу вас.
— Может, пройдете в столовую, Мусенька? — спросила открывшая дверь женщина, которая все это время не спускала с Горюнова глаз, а с лица ее не сходило выражение настороженности.
— Нет, зачем же? — Муся пожала плечами. — Мы лучше у меня…
Едва они очутились в Мусиной комнате, с глазу на глаз, как Горюнов сразу спросил:
— Муся — разрешите мне вас так называть? — я ищу Бориса. Где он?
— Бориса? — пролепетала Муся и начала густо, до корней волос краснеть. — Какого Бориса?
— Малявкина, — твердо сказал Горюнов. — Бориса Малявкина.
— Ах, Борьку? Но… Но кто вы такой? Почему меня спрашиваете?
Ответ у старшего лейтенанта был готов, он все продумал заранее:
— Я — фронтовой товарищ Бориса. Мы вместе были в училище, а потом в одной части. В 1942 я был ранен, очутился в госпитале. На фронт, однако, после выписки не послали. Теперь работаю здесь, в Москве. В военкомате. Но дело не во мне. Очень хотелось бы узнать, где Борис, что с ним. Как-никак вместе начинали войну. Вот я и ищу его…
— Ну и ищите на здоровье, а чего вы ко мне пришли? С какой стати? — резко сказала Муся. Румянец отхлынул от ее щек.
— Я и искал, — не смутился Горюнов. — В часть писал. Ни ответа ни привета. Вы извините, но я вспомнил про вас. Мне много о вас Борис рассказывал. Он и адрес ваш дал: если, мол, будешь в Москве… Ну как же, посудите сами, мне было к вам не зайти?
— А я вам вот что скажу, — возразила Муся. — От Бориса Малявкина я не имею известий свыше года. Да-да, уже год с лишним. Сначала он мне писал, и из училища писал, и потом, с фронта. Правда, про вас не упоминал, что-то не припомню. Потом замолчал. И… и я больше и знать его не хочу, этого Малявкина!
— Помилуйте, Муся! Разве так можно? А если с ним что случилось?.. Война же. А вы так жестоко, так нехорошо…
— Жестоко? — На глазах у девушки навернулись слезы. — Случилось? Ничего с вашим Боренькой не случилось. Жив себе и здоров. Да он, если хотите знать, в Москве… — Муся на мгновение замялась. — Был недавно в Москве, во всяком случае. Это я точно знаю.
— В Москве? — Горюнову вдруг стало жарко. — Вы его видели?
— Не видала и… и видеть не хочу! Не желаю…
Горюнову стало ясно, что еще минута и девушка разрыдается, а тогда ничего не узнаешь. Он постарался успокоить Мусю:
— Раз сами не видели, так откуда же вы можете знать, да еще точно, был он в Москве или не был? А туда же — «видеть не хочу»!
— Все очень просто. Повторяю: мне отлично известно, что он в Москве. Отлично известно…
— Но откуда это вам может быть известно, если вы его не видали, с ним не встречались? Это же мистика какая-то! Откуда?
Муся поморщилась:
— Не все ли вам равно — откуда? И вовсе не мистика. Его видел, видел собственными глазами один наш студент. Он мне и рассказал.
— Давно он видел Малявкина, этот студент? — быстро спросил Горюнов. — Где?
— Разве это играет какую-нибудь роль: давно или нет? Важно, что видел, что Борис в Москве, но не пожелал о себе дать знать. — В голосе Муси послышалось ожесточение.
— А может, он, этот ваш товарищ, ошибся? Может, он кого другого принял за Бориса? Всякое могло случиться.
— Ну уж нет. Они нос к носу столкнулись. И Борька, ваш Борис, был не один, а с какой-то вульгарной девицей. Вот так!
— И давно это было, давно? — повторил свой вопрос Горюнов.
— Да нет, не очень. Так около недели тому назад. Между прочим, Борис сделал вид, что не узнал этого парня. Даже не поздоровался. Ну, оно и понятно: совесть, как видно, не совсем потерял. Меня, однако, это нисколько не трогает.