Подполковник обвел взглядом собравшихся.
— Дело, товарищи, сложное. Предполагать, что Саркисов принимал участие в убийстве своего шофера, глупо. Отпадает. Семья шофера Чурикова тоже вне всяких подозрений. Я тоже склоняюсь к тому мнению, что убийство совершено с целью ограбления. Нам необходимо прежде всего уточнить, кто знал вчера, что Чуриков поедет ночью на вокзал. По этой линии пойдет поиск. Знакомые шофера Чурикова взяты на учет?
— Не все еще, — ответил майор. — Один из них, который видел вчера Чурикова, должен быть здесь через пять минут. Я согласен с вашим общим направлением работы.
— Хорошо. Есть другие мнения?
— У меня есть, — сказал Вязов. Подполковник быстро взглянул на него.
— Преступники не оставили никаких следов, это говорит об их большой опытности и хитрости, поэтому я сделал предположение, что убийство совершено вблизи того дома, в котором преступники живут.
— Чепуха! — пробурчал Копытов.
— Известно, что преступники никогда не совершают преступления вблизи своего жилища, — мягко сказал под. полковник. — У них это вроде закона. Как вы могли сделать такое предположение, товарищ Вязов?
— Я понимаю, от своего жилища их гонит страх. А представьте себе преступника бесстрашного, хитрого?..
— Я согласен с товарищем Вязовым, — неожиданно сказал молчавший до сих пор Стоичев.
— Хорошо, примем компромиссное решение, — после некоторого раздумья отозвался подполковник. — Работников у нас достаточно, и мы можем действовать по двум направлениям. Пусть товарищ Вязов, скажем, с участковым проверяет свою идею под общим руководством капитана Стоичева. А мы с вами, Терентий Федорович, займемся осуществлением нашего плана. Не возражаете?
— Нет, — не очень охотно согласился Копытов.
Вошла девушка-секретарь.
— Пришел гражданин Покрасов, — доложила она певуче.
— Пригласите, — распорядился майор.
В кабинет не вошел, а прошмыгнул маленький юркий человек, с бледным лицом, изборожденным частыми глубокими морщинами. Одет он был в синюю с открытым воротом рубашку и серый полушерстяной костюм. На голове его как-то кособоко лежала новая кепка. Он остановился посередине комнаты, опустил руки по швам и тонким голосом сказал:
— Я вас слушаю.
Подполковник подавил улыбку и начал допрос:
— Ваша фамилия?
— Покрасов Никита Петрович, — ответил вошедший тихо.
— Где работаете?
— В автобазе номер два. Шофером.
— Вчера вы встречались с шофером Чуриковым?
Покрасов потер лицо ладонью и опустил голову.
— Вчера я, товарищи начальники, немного выпивши был. У меня выходной. Но помню, что Федю-то встретил у гастронома. Он еще сказал, что шурина отвозил на вокзал.
— А он говорил о том, что ночью опять поедет на вокзал?
— Кажется, говорил, точно не помню.
— С вами еще кто-нибудь был?
— Нет, не помню.
— Как по-вашему, кто мог убить Чурикова?
Покрасов, побледнев, не моргая глядел на подполковника.
— И подумать не знаю что. Федя был тихий человек, ни с кем не скандалил, только один раз, помню, он повздорил с шофером нашей автобазы Панкратовым. Но Панкратов степенный человек. Надо полагать, посторонние совершили злодейство, хотели угнать машину.
— Кто же эти посторонние могут быть?
— И подумать не знаю на кого.
— Хорошо, идите и подождите в приемной, — приказал подполковник и, когда Покрасов вышел, поднялся. За ним встали остальные.
— Кажется, здесь есть какой-то след, — сказал майор. — Шофер был пьян.
Урманов не обратил внимания на слова майора, некоторое время задумчиво смотрел в окно, потом махнул рукой:
— Поедемте, Терентий Федорович.
Глава 5
Костя стоял посередине маленькой комнаты, покачиваясь. Голова у него кружилась, к горлу подступала тошнота. Какая-то сила, словно ветер, валила его с ног, и он не выдержал, плюхнулся на кровать, свесив ноги до полу. Долго лежал бледный, с закрытыми глазами. Зачем он напился? Первый и последний раз! И все этот Витька: мы большие, нам позволено, для всех праздник, все выпивают… И вскипело зло, противен стал Витька, эта комната и этот дом…
Нескладно сложилась жизнь у Кости.
В Полтавской области есть деревенька Иванькино, она заросла садами и палисадниками, на огородах у речки растет сочная морковь и крупная белая капуста. Дома в деревеньке беленькие, по утрам над ними поднимаются столбы дыма, во дворах пахнет парным молоком. Когда началась война, Костя еще ездил верхом на прутике и целыми днями купался в пруду, заросшем белыми лилиями. А потом все переменилось. Он помнит, как провожали отца: много народу собралось у околицы, женщины плакали, плакала и мать, а он стоял возле отца серьезный и гордый тем, что отец уходит на фронт. Косте тоже хотелось поехать на фронт, но маленьких не пускали.