Выбрать главу

ИЗАБЕЛЛА. Для женщины моих лет и с моими внешними данными это было не очень опасно.

МАРЛИН. И вас не поймали, Иоанна?

ИОАННА. Тогда нет.

ОФИЦИАНТКА начинает приносить горячее.

МАРЛИН. И никто ничего не заметил?

ИОАННА. Заметили, что я была очень умным мальчиком. / А что мы…

МАРЛИН. Я бы не смогла так долго притворяться.

ИОАННА. …с другом спали в одной кровати, так для бедных студентов на постоялом дворе это обычное дело. Наверное, я и забыла, что притворяюсь.

ИЗАБЕЛЛА. Джим Скалистая Гора, мистер Наджент, обращался со мной в высшей степени уважительно. Мне кажется, он находил интересным, что я могла печь лепешки и заарканивать скот. Больше того, он признался мне в любви — и это было в высшей степени огорчительно.

НИДЖО. А что он сказал? / У нас сначала всегда посылали стихи.

МАРЛИН. Что вы сказали?

ИЗАБЕЛЛА. Я убеждала его бросить пить, / но он отвечал, что поздно.

МАРЛИН. Ах, Изабелла.

ИЗАБЕЛЛА. Он много лет прожил в горах один.

МАРЛИН. А вы с ним —?

ОФИЦИАНТКА уходит.

ИЗАБЕЛЛА. Мистер Наджент был человеком, которого любая женщина могла полюбить, но ни одна не смогла бы выйти за него замуж. Я вернулась в Англию.

НИДЖО. А вы написали ему стихотворение на прощанье? / Снег на…

МАРЛИН. И больше вы его не видели?

ИЗАБЕЛЛА. Никогда.

НИДЖО. …склонах. Рукава мои влажны от слез. В Англии нет ни слез, ни снега.

ИЗАБЕЛЛА. Никогда, но… год спустя в Швейцарии как-то рано утром мне вдруг почудилось, что он стоит передо мной таким, каким я его видела в последний раз, — / в охотничьей куртке, с длинными волосами…

НИДЖО. Привидение!

ИЗАБЕЛЛА. …и в тот день, / как я узнала потом, он погиб…

НИДЖО. Ах!

ИЗАБЕЛЛА. …получив пулю в голову. / Он просто поклонился мне и исчез.

МАРЛИН. Ох, Изабелла.

НИДЖО. Когда умирает любовник — один из моих любовников умер. / Священник Ариаке.

ИОАННА. У меня умер друг. Мы все хоронили своих любимых?

МАРЛИН. Я, слава богу, нет.

НИДЖО (обращаясь к ИЗАБЕЛЛЕ). Я тогда еще монахиней не была, была еще при дворе, а он был священником, и когда он пришел ко мне, он приговорил себя к аду. / Он знал, что, когда умрет, попадет в один из трех нижних. И он умер, он умер, да.

ИОАННА (обращаясь к МАРЛИН). Мы ссорились с ним по поводу ученья Джона Шотландского, утверждавшего, что наше незнание Бога равно незнанию им самого себя. Он знает только то, что создает, потому что он создает все, что знает, но сам-то он над бытием — понимаете?

МАРЛИН. Не понимаю, но вы продолжайте.

НИДЖО. Мне было страшно представить, / в каком обличье он возродится. *

ИОАННА. Святой Августин считал, что Неоплатонические Идеи неотделимы от Бога, но я согласна с Джоном в том, что…

ИЗАБЕЛЛА. * Буддизм — настолько неудобная религия.

ИОАННА. …мир есть производное от Идей, полученных из Бога. Как говорил Дионисий Ареопагитский, сначала мы даем Богу имя, потом отрицаем его, / потом примиряем…

НИДЖО. В чьем теле он возвратится?

ИОАННА. …противоречия, встав над этой терминологией.

МАРЛИН. Погодите минутку, что? Что сказал Дионисий?

ИОАННА. Мы спорили, ссорились. На следующий день он заболел, / я ужасно злилась, и, пока я за ним…

НИДЖО. Страдания в этой жизни, в следующей еще ужасней, и все из-за меня.

ИОАННА. …ухаживала, я все время об этом думала. Материя не есть средство познания сущности. Все сущее происходит из Идеи. Потом я вдруг подумала, что ему никогда не понять моих аргументов, и в эту ночь он умер. Джон Шотландский утверждал, что отдельный человек распадается, исчезает / и личного бессмертия не существует.

ИЗАБЕЛЛА. Не хотелось бы создавать впечатление, что я была влюблена в Джима Наджента. Страстное желание спасти его — вот что я чувствовала.

МАРЛИН (обращаясь к ИОАННЕ). И что же вы сделали?

ИОАННА. Прежде всего я решила остаться мужчиной. Я привыкла. И я хотела посвятить жизнь познанию. Знаете, почему я поехала в Рим? Итальянские мужчины не носили бород.

ИЗАБЕЛЛА. Любовью моей жизни была моя обожаемая Хэнн и и мой дорогой муж, доктор, который за Хэнни ухаживал во время ее последней болезни. Я знала, что, когда Хэнни умрет, это будет ужасно, но не думала, что настолько. Мне казалось, я потеряла половину себя. Как я могла теперь утешествовать, если эта нежная душа не ждет больше моих писем? Самоотверженность доктора Бишопа во время болезни Хэнни побудила меня выйти за него замуж. У них с Хэнни были такие чудесные характеры. А я — другая.