ЛЮК. Успокойся, Ахмед.
ЖАН. Выпей бурбону, Мишлин!
МИШЛИН(падает на руки Жану). О Господи!
Жан помогает ей сесть на диван.
Мне уже лучше, спасибо.
ДАФНА. Мне нужно воздуха! (Бежит к окну, Люк за ней.) Не бойся, не выпрыгну. Я только хочу подышать.
ЖАН. Ахмед, я могу тебя кое о чем попросить? Займись Мишлин.
АХМЕД. Она меня оскорбила!
ЖАН. Она же не в себе, Ахмед. Ей страшно, вот и все. Ладно тебе, не усложняй!
АХМЕД. Приношу свои извинения, Мишлин, я просто сорвался, понимаешь?
МИШЛИН. Это я должна извиниться! Господи, как я только могла такое сказать?
АХМЕД. Я тебя прощаю, Мишлин. Не плачь, Мишлин! А то я тоже заплачу.
МИШЛИН. О нет, я не хочу, чтобы ты плакал. Лучше сверни мне косячок, дорогой, у меня там, в сумочке, есть травка! Отличная афганская травка.
АХМЕД. Но я не курю.
МИШЛИН. Зато я курю, и мне это нужно, дорогой, сверни мне косяк, пожалуйста! Держи! Вот бумага! Ох, Ахмед, Ахмед, я боюсь полицейских!
АХМЕД. Погоди, сейчас сверну тебе косячок, это тебя успокоит. Не надо бояться полицейских, тебе-то они ничего сделать не могут.
ДАФНА. Люк, видишь вон там, вдали, это Сакре-Кёр?
ЛЮК. Да, дорогая. А в глубине, вон там, позади Тюильри, видишь, вон там, где освещено, это Нотр-Дам! А справа Эйфелева башня, только тебе надо немного наклониться! Ты что, в первый раз смотришь в окно с тех пор, как здесь живешь?
ДАФНА. По-настоящему я не смотрела, у меня стекла выкрашены в желтый цвет. Это очень красиво. А сейчас какой год?
ЛЮК. Семьдесят седьмой!
ДАФНА. Уже? Представляешь, сколько лет мне будет, когда я выйду из тюряги?
ЛЮК. Ты не сядешь в тюрягу, как ты выражаешься. Тебя отправят в психиатрическую лечебницу, и через несколько месяцев ты выйдешь оттуда чистенькая, как новенький пятак. Твой славный американский муженек все сделает, можешь мне поверить. Заодно у тебя будет время почитать классическую литературу, а вместо кислоты тебе будут давать валиум, поэтому ты будешь много спать, а когда выйдешь, заживаешь новой жизнью, как все.
ДАФНА. Да, как все. И на том спасибо. Ты мне очень помог, Люк. Я стану как все.
ЖАН. Секретничаем? Держи, дорогая, это твое кошмарное калифорнийское шампанское. Только охладиться не успело. Держи, Люк.
МИШЛИН. Вперед! Держи, Ахмед.
АХМЕД. У меня руки заняты, я тебе косяк скручиваю.
МИШЛИН. Я подержу твой бокал.
Дафна испускает долгий крик, идет к детской кроватке.
ЛЮК. Дафна!
ДАФНА. О-о-о, я забыла, что она умерла!
ЛЮК. Дафна, дорогая, успокойся, она совсем умерла. Присядь, дорогая.
ДАФНА. О господи! Как тяжело от кислоты отходить. У меня мозги плавятся!
ЛЮК. Ничего, отойдешь потихоньку, не торопясь. Для начала ступай переоденься, не можешь же ты идти в полицию в таком виде. Ты мать семейства, сумасшедшая, но вполне благопристойная. У тебя какое-нибудь платье в багаже есть?
ДАФНА. Не знаю, посмотри сам. (Раздевается.)
МИШЛИН. Не смотри, Ахмед.
ЛЮК. Ну вот, костюм.
ДАФНА. Ой, да это мой деловой костюмчик, как раз то, что нужно, чтобы судей обаять. Давай сюда! (Надевает костюм.) А рубины надеть?
ЛЮК. Ни в коем случае!
ДАФНА. Вот, я готова, осталось только дождаться Джона! Что такое? Косячок вы для себя приберегли? (Отбирает у Мишлин сигарету.) Держи, Люк!
ЛЮК. Спасибо.
ДАФНА. Мне все равно кажется, что для полицейских у меня недостаточно респектабельный вид!
ЛЮК. Всем молчать. Не волнуйся, ты отлично выглядишь.
ДАФНА. Ладно, о’кей… Раз ты так считаешь. Я сделала все, как ты велел, ничего не упустила. Я тщательно вымыла Катю, надушила ее, я прилично оделась для полицейских и психиатров, вот только все, что вы придумали, не про меня. Я бы уехала с телом в Нью-Йорк, как и хотела, и не надо было бы ничего придумывать. Вот так. Вы уверены, что делаете как лучше, заставляя меня играть роль раскаявшейся матери. А я ни в чем не раскаиваюсь, потому что ни в чем не виновата. Она сама залезла в холодильник!
ЖАН. Дафна, никто и не говорил тебе, что ты виновата.
МИШЛИН. Никто.