Дребезжит. Пыхтит. Топает. Бесит. Бесит. Бесит! Вспыхивают лампы. Ближе, ближе. Она снова оглядывается на лестницы. Ни одного отблеска света. Вспыхивают. Вспыхивают. Руки и ноги мелькают в едином безумном порыве. Она чуть не плачет от отчаянья. Что-то вязкое капает на ступени. Неестественно громко.
Вот и ключ. Сжать, достать. За спиной нарастает скрежет. Тихий скрежет на самой границе слуха, обманчиво далекий, запредельно близкий. Да почему ключ никак не попадет в скважину?! Скрип, скрип, скрип. Звон, звон, звон. БЕСИТ!
Она закусывают губу, съеживается, топчась на месте. Кое-как запихивает-таки ключ в скважину. И со сдавленным криком шарахается в сторону, успев поймать боковым зрением то мертвенно-серое, искореженное, стремительно набросившееся. Прежде чем слепнет, глохнет. И немеет...
Он сладко потягивается. Кладет голову на перила. Закрывает глаза. Внутри хорошо. Рукам тепло. Пальцам, все ещё влажным. Губам, помнящим страсть гнева. Сон укрывает траурной вуалью. Огромное сердце дома мерно бьется над головой. Под ногами на пустой площадке валяется сумочка.
Теперь никто ему не мешает. И ничего больше не тревожит его бессонницу. До следующей ночи.
Глава 3. 218
Как же сильно она продрогла. До ледяной плоти, оголенных нервов и скрипучих костей. Кутаясь в тонкое пальто, отнюдь не предназначенное для поздней осени, пробирается заблудшей душой. Переулок за переулок, поворот за поворот. Капилляры, замкнутые в лабиринты стен и оград.
Моросит. Мелко и противно. Заползая в волосы, пробираясь за шиворот. Точно издевается над ней, нелепой и долговязой. Фонари не способны разогнать мрак, что капает с небес.
Её шаги звучат приглушенно. Цокот низких каблучков по брусчатке. Раздается издали, не приближаясь и не удаляясь. А где-то в паре кварталов отсюда улицы полны света. Тянутся пробки, сверкают вывески, люди возвращаются с работы, ныряют под землю, выбираются наружу, пересекают мосты и переходы. Мигают светофоры, деревья наблюдают с высоты своего роста.
И нет-нет, да мелькнет предвестник наступающего праздника. Вспыхнет гирляндами в витрине кафе или ощетинится миниатюрными ёлочками. Мандариновые пудинги уже потихоньку покоряют пекарни, а праздничные коробки послушно следуют за распродажами того, что в них необходимо положить. Пахнет ожиданием, пахнет терпко и цитрусово. Будоража до кончиков пальцев и предвкушающей улыбки.
Однако её мало беспокоят мысли о том, что ей подарят. Как и мысли о том, как и с кем она проведет торжество. Благо пусть хоть кто-нибудь позвонит. Спутав номер или навеселе решив поздравить каждого абонента в записной книжке. Она выслушает. Неловко теребя прядь коротко стриженных волос – чтобы хлопот с ними было меньше. Не перебивая, чувствуя стыд и в то же время робкую радость. Которая быстро сменяется тупой болью осознания. Это просто шутка. И никого на самом деле не волнует, есть она или нет.
Цок-цок-цок. Ограда слева раскрашена беспорядочными надписями. Местная детвора постаралась. Цок-цок-цок. Провода висят толстыми змеями. Если есть крысиный король, то это король змеиный. Куда более грозный и сумевший привязать к себе целый вид, да так крепко, что и не оттащишь. Цок-цок-цок. Ремень сумки постоянно норовит сползти с плеча. Она поправляет его с раздражением. Но осторожно. Не дергая. Потому что в руках спит драгоценная ноша. Посапывая и причмокивая, спрятав большой палец в беззубом рту.
Да, крошечное чудо. Столь безобидное, хрупкое. И тяжелое. Она даже не ожидала, что оно настолько тяжелое. Левая рука совсем затекла. Спина ноет. Но что же делать? Ничего. Нести аккуратно, прижав к себе. Скоро уже дом. Совсем скоро. Надо лишь чуточку потерпеть. Она ведь сильная, и не с таким справлялась. А тут всего-навсего младенец. Было бы хуже, если бы он начал вопить. Брыкаться, требовательно молотя ручками и ножками. Вот тогда она оказалась бы в беде. Но младенец сладко спит. Убаюканный её походкой и теплом, которая она по последней крохе отдает ему.
Глядит на щекастенькое личико под синей шапочкой на завязочках. И непроизвольно улыбается. Преисполняясь сил. Будто второе дыхание открывается. Или уже третье? Спи, малыш. Спи спокойно. Она о тебе позаботится. Ох, эта кроха Ему понравится. Обязательно понравится! Он ведь любит детей. Просто души в них не чает.
Только бы не оставил. Ведь иначе она умрет. Завершит свою безумную попытку действительно исчезнуть из этого невыносимо одинокого мира.