А вон и дом. Восстает столь же безликой массой, как и его соседи. Переливается зажжёнными окнами. Как там тепло внутри. Пахнет едой, раздаются голоса, бурчит телевизор. Мягкий диван, уютная кровать, горячая ванная. Шкворчит-урчит-булькает на плите. Стучит нож по разделочной доске. Звенит посуда, приборы, стелются салфетки. Гавкает собака. Или же смеются дети. «Как твои дела, милая?». «Как у тебя на работе, дорогой?». «А вы, дети, хорошо вели себя в школе?».
Она не удерживается от нервного смешка. Рафинировано, театрально, приторно. Пошло! Точно иллюстрация на брошюре, рекламирующей новый респектабельный район, где вас ждет «исключительно счастливая жизнь». Но разве о подобном правда мечтают? Или же мечтают?
Клумбы лысы и оттого безобразны. Мусорные баки у дальней стены. Парковка забита машинами. Дворовый кот глядит из темноты зелеными огоньками глаз. Зловеще вспыхивает лампа, когда она принимается подниматься по лестнице. Навязчивые, скользкие прикосновения дождя остается позади. Стучат по бетону перил, порой заливаясь на этажные площадки.
А она шагает. Тяжело дыша от усталости, взбирается выше и выше, считая мысленно пролеты. Ну почему он так много весит? Кто вообще решил, что младенцы должны столько весить?! Её руки мелко дрожат, но пальцы намертво вцепились в ткань комбинезона. Держать. Держать. Прижимать ко впалой груди. К задыхающемуся сердцу.
На площадке четвертого этажа курит сосед – толстый мужик в замызганных спортивках и растянутой майке. Она напрягается. Вот же засада! Слишком поздно его заметила. В панике пытается решить, развернуться и спуститься на пролет ниже? Но он ведь наверняка слышал шаги. Или же наоборот ускориться и поскорее миновать пролет? Но ноги словно налились свинцом.
Она почти вскрикивает. Почти разжимает руки в порыве поднять их, отпрянуть и покаяться. Однако сосед, одарив её мимолетным взглядом, бросает окурок во тьму вечера и, хлопнув дверью, скрывается в своей берлоге. Не проявив к женщине с прилипшими ко лбу прядями черных волос никакого интереса.
А что в ней интересного? Сумочка с облупившимися углами? Несоразмерно большое пальто? Шарф, намотанный до самого носа? Оттопыренные уши? Или тонкие брови над широко посаженными бесцветными глазками? Нет, тут нет ничего интересного. Кроме факта, как такая «нелепая дылда» умудрилась от кого-то залететь.
Пожалуй, если бы вместо соседа ей встретилась соседка, вопросов бы возникло больше. Но судьба видимо благоволит. Потому что оставшиеся три этажа женщина преодолевает без каких-либо незапланированных встреч. Пыхтя и отдуваясь, наконец, заваливается на площадку. Лампы вспыхивают по мере приближения к двери. Последняя из них не загорается. Но света её сестер хватает, чтобы разглядеть цифру 218.
Сердце в груди колотится как сумасшедшее. Из горла вырывается вздох облегчения. Сумела. Осторожно перехватить ребенка, чтобы достать из сумки ключи. Да где ж они запропастились? А вот они. Младенец дергается. Тише, тише. Не хотела тебя тревожить. Вставить ключ. Два оборота. Верхний замок щелкает. Так, теперь нижний. Младенец ерзает ещё раз. Ну тише. Спи. Три оборота. Рука ложится на холодную ручку.
И она оглядывается. Мерцают огнями дома. Точно облепленные светлячками. Целые колонии, уходящие вдаль автострадами и улицами. Где-то там так шумно. Где-то там так людно. Где-то там одна мать надрывно воет в отделении полиции, заламывая руки и цепляясь за опустевшую коляску. Где-то там, далеко-далеко.
Она улыбается. Широко, счастливо. Прикрывает глаза на мгновенье, отдаваясь переполняющему её торжеству. Лучше любого подарка. Лучше любого поздравления. А Он уже ждет. Она слышит, как Он улыбается. Как вкрадчиво зовет, проникая в мысли. Родной. Заботливый. Верный. Нашедший её на самой грани, за которой лишь вечная пустота. Открыть дверь. Переступить порог. Не нужно включать свет. Он глядит из мрака. Немигающим взором белесых зрачков.
- Как у тебя на работе, дорогой? – произносит она прерывающимся голосом, силясь не выпустить наружу рвущийся истеричный смех.
Младенец вдруг всхлипывает. Лепечет возмущенно. Но она тянет дверь, затворяя её за собой. Хлопок. Тьма. Маленькое тельце удивленно замирает. Прежде чем выгнуться и заверещать во весь голос.
- Хорошо, милая. Я вижу, у тебя подарок.
- Да.
Крик обрывается. Рукам становится изумительно легко. Щеки касаются ледяные губы.