Он ведь любит детей. Любит всем сердцем.
Маленьких, податливых, беззащитных.
Глава 4. Дар
Вечная жизнь. Как сладко губам. Послевскусие чего-то легкого, гладкого, с нотками металла. Кровь бежит по венам. Воздух заполняет легкие.
Олень несется меж деревьев, почти не касаясь земли. Перескакивает через арки корней, ныряет в тени, путает следы. В отчаянной попытке убежать. Подальше от шагов, что крадутся за ним. Подальше от взгляда, жадно прожигающего загривок. Подальше от рук, мечтающих дотронуться до рогов.
Нет боли. Нет болезни. Нет слабости. Лишь сила, бесконечность, а главное власть, основанная на победе над самим законом мироздания. О да. Он, безродный простолюдин, заполучит её. Станет новым богом жалкого царства, и не будет предела его могуществу, как не будет предела и желаниям.
Бешенная улыбка рвется наружу. Но он сдерживается. Не время ликовать. Вырваться из-под навеса деревьев. Упасть на колено. Поднять ружье. Прицелиться. Вон. Мчится. С неестественной грациозностью перелетает через реку. Олень, красивей которого нет. Замедляется, поднимаясь по крутому берегу.
Улыбка всё же накрывает губы, целует страстно, резонируя с возбуждением, что сотрясает истощенное тело. Вдох-выдох. Закрыть глаз. Олень почти достигает верха склона. И раздается выстрел. Олень падает. Буквально на миг. Прежде чем вдруг вскакивает. Скрывается в спасительных тенях. Но он видел, как волочится задняя нога.
Зачем богатства, когда ты смертен? Зачем слава, если пройдут века, а тебя все равно забудут? Зачем титулы, когда мир завтра рухнет, и ты рухнешь вместе с ним? Смерть никого не щадит. Перед ней все равны. Король, не король, бедняк, не бедняк, она – истинная владычица. Посланница Пустоты и Тишины. Стирает по прихоти, разрушает по дуновению и бродит по кругу, пожирая собственный хвост.
Только теперь он пойдет с ней рука об руку. И пусть она сколь угодно скалится в ярости. Пустота не коснется волос, Тишина не будет напевать на ухо колыбельные. А потому он бежит так быстро, как казалось не способен бежать. Вслед за зверем, что задумал его обмануть.
Но он не позволит. Ведь продана душа. Ведь отдана жизнь. Ведь принесены жертвы. Отец, мать, жена. Все, кого когда-либо знал и любил, пали, сами не ведая, ступенями к ногам. Голод, страх, скорбь.
Кричат птицы. Вьются в небе черной тучей. Гудят стволы, предсказывая беду. Судьба действительно ждала именно его. Преданного цели до помешательства. Неправда! Его рассудок никогда ещё не был столь ясен.
Коснуться травы. Влага на пальцах. Густой запах металла заставляет кожу покрыться мурашками, а волосы на затылке встать дыбом. А след петляет неровной дорожкой. Нужно спешить. Ободранная кора дерева. Сломанные веточки. Паутина, некогда служившая укрытием, теперь же ставшая загонной сетью.
Дыхание скапливается в горле. Ноги ноют, тело требует отдыха. И он решает сделать последнюю передышку. Опускается на валун на излучине лесного ручья. Подставив ладони под звенящие струи, пьет. Жмурясь от обжигающего холода, что спускается по пищеводу к желудку, сводя внутренности судорогой. Умывает лицо, убирает со лба рыжие пряди.
Вокруг шум. Всё тот же шум ожидания, что вскоре затихнет, как всегда бывает перед грозой. Тени станут резче, свет станет ярче, а в каждом шорохе появится особый смысл. Что станет умолять услышать. Постичь истину, пока не стало поздно, и не захлопнулись небесные врата. Стенает вдалеке гром.
Он слышит хруст прутьев. Шорох листвы. Отчетливые в лесной тишине, что капает чернильными тучами. Воздух пьянит. Подстегивает азарт. И он ускоряет шаг. Жертва впереди делает то же самое. Он почти вскрикивает, но вовремя прикусывает язык, падает на землю, прячась за стволом дерева, когда там впереди в просвете возникает корона из семи рогов, багровых, точно закатное солнце, красных, точно свежая кровь, алых, точно нежная плоть.
Олень поднимается по узкой каменистой тропе. Все выше и выше. Хромая, спотыкаясь о камни, но стремясь вперед, влекомый неведомой силой. Упрашивающей, утешающей, возможно обещающей укрытие. Струятся темные подтеки по раскуроченному выстрелом бедру, зияет глубокая рана. Ружье оживает в руках. Вздымает дуло. Прицеливается. И кусает, ввинчиваясь пулей в холку.
Олень издает короткий вопль. Делает рывок, играя мышцами под золотистой шкурой. А под подошвами уже скрежещут камни. Гром охватывает небеса. Разверзается плеядами белых всполохов. Но не роняет ни капли. Пока несутся по тропе, падая и поднимаясь, двое. В панике и голоде. Под застывшее дыхание ветра. Под гнетущую тишину вокруг. Слушая лишь собственные хрипы и жар, что скапливается в загривке. Жжет нестерпимо до онемения.