Мишко взрослел. Его макушка уже почти доставала до потолочной балки, мир по-прежнему прятался за железным занавесом, а Блажо вечно ехал в город, где царствовали люди в чёрных машинах с серебристыми маскотами на капотах. Марфа не могла напастись картофеля и брюквы на растущего сына, а Мишко ходил по двору, гладил коров и молчал, глядя в холодное небо. Зима 1974 года без всякого перерыва стала зимой 1975-го, а та переросла в зиму 1976-го, и эта бесконечная зима плохо влияла на здоровье Марфы. Она постепенно двигалась всё медленнее и медленнее, пока окончательно не превратилась в ледяной столп, застывший посреди двора.
Соседские мальчишки приноровились бросать снежки в её прозрачную голову, а Мишко и не думал защитить мать, потому что был занят совершенно другими делами. Он ел очень мало, то старуха-ключница подавала кусочек чего-нибудь вкусного, то сердобольные бабы с другого конца деревни приносили пирожка да каши, то повар с корабля слепых подкидывал мальчику свежесваренной конины. Впрочем, Мишко не был гурманом и мог есть почти всё что угодно. Когда становилось совсем плохо, он собирал ягоды, выползавшие из-под снега ранней весной, и доил коров, кормить которых, как ни странно, не забывал.
Однажды к Мишко пришёл сержант с корабля слепых и сказал: «Вон ты какой вымахал, пора тебе в армию идти». Мишко посмотрел на сержанта и позволил тому в ответ заглянуть себе в глаза. Сержант ушёл не солоно хлебавши, а Мишко продолжил своё однообразное существование. Впрочем, не прошло и полугода, как к нему пришёл учитель с корабля слепых — тот самый, который первым заглянул в глаза мальчику. Мишко принял его дружелюбно и угостил парным молоком, а потом долго ждал, что учитель что-либо скажет.
Сам Мишко за всю свою жизнь не вымолвил ни единого слова. Иногда он показывал что-то жестами, иногда встряхивал своими тёмными волосами, но не более того. Учитель с корабля слепых говорил долго, несколько дней не затихало журчание его голоса в доме Мишко, а соседские бабы прикладывали к окнам стеклянные банки, чтобы лучше понимать, о чём идёт речь. Окна заиндевели, ничего не было видно, и ответов Мишко они не знали, потому что он только кивал или качал головой, когда учитель смотрел на него вопросительно.
Когда учитель вышел из дома, бабы отпрянули и разбежались по домам, а учитель шёл прочь, сжимая в костлявой руке меховую шапку.
На следующий день зима неожиданно прекратилась. Снег сошёл, собаки сбросили шерсть, а рыбаки провалились в собственные лунки и превратились в угрей и плотву. Марфа оттаяла, но соль настолько пропитала её тело, что она осталась стоять в центре двора, а Мишко, проходя мимо матери, каждый раз снимал шапку и чуть заметно кланялся. Старуха-ключница уверяла, что Марфа жива, что зрачки её движутся под слоем соли, что она внимательно следит за всеми и никогда не оставит деревню без своего участия.
И вот в один прекрасный день Мишко стукнуло десять лет. Потолочные балки давно сдались его росту, а облака уже год не появлялись над деревней в опасении, что они снова попадутся сыну Блажо. Мишко жил, как и прежде, ничего не меняя, ночь сменялась днём, а день — ночью, только осень длилась дольше, чем полагалось, из уважения к мальчику. Старуха-ключница не раз заводила разговоры о том, что ему пора креститься, потому что Бог всё видит и в один прекрасный день ударит маленького безбожника молнией. Мишко улыбался уголками глаз и ничего не отвечал. Даже когда старуха привела к нему священника с корабля слепых, Мишко промолчал, слушая батюшкины увещевания. Старуха знала, что Мишко может посмотреть на священника и разрешить тому заглянуть в свои глаза, но священнику ничего не рассказала, чтобы он не испугался и не отступил.
Священник долго рассказывал Мишко о Царствии Небесном, о Длани Божьей, о рае и аде, но мальчик лишь качал головой и слегка улыбался. А потом, невпопад и не к месту, он протянул руку, и в рощицу по соседству упала широкая разветвлённая молния, в рисунке которой угадывались резкие черты священникова лица. Батюшка молча встал, поклонился и ушёл и больше никогда не разговаривал с Мишко. Старуха-ключница перекрестилась, а дома на всякий случай принесла жертву каменному человеку, стоявшему в сарае.
Как будто ничего и не изменилось в жизни Мишко после беседы со священником, но неожиданно он собрал котомку, надел отцовские сапоги, вышел погожим утром из дома и отправился в город. Никто не видел, как он ушёл, кроме Марфы, но она ничего сказать не могла. Мишко шёл по дороге и, наконец, достиг того места, где песня его отца разбилась о капот чёрного автомобиля. Он наклонился и собрал осколки песни, сложил их и подбросил вверх. Песня зазвучала и продолжила свой путь, а Мишко пошёл за ней.
Город полз навстречу Мишко, передвигались его дома и автострады, а люди в чёрных автомобилях оставались на своих местах, нерушимые и неподвижные. Мишко был всё ближе, а люди в чёрных автомобилях — всё дальше, и однажды они увидели, что города уже нет, остались только поля, дорога и колеи от колёс их мрачных транспортных средств. Тогда они поняли, что опоздали.
Мишко смотрел на стеклянные башни, они не нравились ему, и он помахал рукой птице, которая не могла их перелететь, потому что их крыши были выше облаков и выше даже воздуха. Архитектор с корабля слепых однажды сказал, что здания выше, нежели четырёхэтажные, не стоят больше пяти лет, потому что земля открывается и начинает всасывать их в себя. Мишко помнил эти слова и понимал, что город — совсем молодой, потому что ни одного здания ниже пяти этажей он не видел.
Людей тут было очень много, и все были одеты по-разному, и у каждого было что-то в руках. Глаза у этих людей были навыкате, подбородки — тяжёлые, а носы — длинные, точно скульптор с корабля слепых отлил их всех в одну форму, а затем слегка обработал наждачной бумагой.
Ещё город состоял из дверей. Мишко выбрал себе одну дверь и вошёл в неё, но тут же вышел, потому что почувствовал, что дому, в который он зашёл, суждено стоять всего пять лет, а он отстоял уже четыре года и 364 дня. Мишко смотрел на людей, смотрел на дом, смотрел на город и понимал, что никто — ни врач с корабля слепых, ни музыкант с корабля слепых, ни сержант с корабля слепых — не сможет предотвратить то, что должно произойти.
В этот самый момент в противоположной части города появились чёрные машины. Их водители сидели с закрытыми глазами, руки держали на коленях, а в их спинах вращались маленькие ключики с треугольными головками. Машины натекали равномерно, точно чёрная река, и когда первое из стеклянных зданий наконец обрушилось, они прокатились прямо поверх руин, впрессовывая в асфальт осколки стекла и человеческих костей. Мишко смотрел на приближающуюся чёрную реку, прищурившись и ожидая развязки.
В это время старуха-ключница, воспользовавшись отсутствием Мишко, привела к Марфе врача с корабля слепых. Тот внимательно осмотрел соляную женщину и прописал ей микстуру из пустырника и подорожника, а потом помазал её глаза кровью годовалой козы, а губы — водой из гнилого колодца. Марфа вздрогнула и ожила на миг, и в этот момент врач с корабля слепых влил ей в рот микстуру.
Мишко почувствовал движение матери и на секунду закрыл глаза. Чёрные машины тут же остановились, а дома прекратили разрушаться. Те, которые падали в эту самую секунду, застыли висячей пылью и осколками кирпичей.
Марфа оставила врача с корабля слепых и старуху-ключницу и направилась в город. Она шла По той же самой дороге, что и Мишко, а за ней бежали местные мальчишки и дразнили её, называя соляным столпом. Марфа не обращала на них внимания, потому что дорога была долгой, до самой зимы, а листья на деревьях даже не начинали желтеть. Мальчишки вскоре отстали, самые бойкие вернулись в деревню, а кто послабее, тот завяз в красной земле и ждал помощи от взрослых. Марфа шла вперёд, глядя перед собой, но не различая ни дороги, ни солнца, ни ветра. Она видела только Мишко, кровь от крови своей. Учитель с корабля слепых качал головой и цокал языком, а священник с корабля слепых морщил лоб и грозил своему небесному командиру маленьким кулаком.
Водители вышли из чёрных машин, и главный подошёл к мальчику. У водителя было одутловатое лицо, лоб его покрывали тяжёлые складки. Создавалось ощущение, что он натянул на себя чужую кожу— впрочем, так оно и было. Он снял свои чёрные очки и внимательно посмотрел в глаза Мишко, а последний разрешил чёрному человеку сделать это.