Хуан выпустил из кулака пучок длинных водорослей и важно приосанился.
- Си, сеньор. Я благородных кровей. Моя матушка...
- Была умная женщина, - перебил Чибо. - Веди себя как ее сын.
В доке Хуан выпрыгнул на пристань и молодцевато закрепил швартов.
- Видите, - тихо сказал Чибо, когда они поднимались по широким ступеням к улице. - Вот и следите, чтоб он и дальше так себя вел.
Перед ними вставал старый город. Через него шла широкая мощеная улица, повторяющая очертания пальмовых берегов залива. Почуяв добычу, со всех сторон слетелись наемные экипажи, запряженные пони и с чернокожими йеху на козлах. Однако Чибо не стал даже разговаривать. Он отправил своего негра в ближайшие ворота. Пока они ждали, один из отвергнутых пони зубами схватил Антони за рукав и порвал ему сюртук от плеча до локтя.
- Они плотоядны, - сказал Чибо и от души расхохотался. - Не смейся, Хуан, это запрещено.
Через несколько минут из ворот выкатился обитый материей экипаж с лоснящейся упряжкой.
- Да как ты смел, негодяй, явиться ко мне с веревочными постромками?! - обрушился Чибо на чернокожего возницу. - Чтобы мигом все поменял. Помпончики, пряжки и соломенные шляпы! Или хочешь отвезти домой записку с цифрой шесть?
Негр развернул экипаж и действительно мигом воротился, переменив сбрую и надев на своих скакунов шляпы от солнца. Это придавало им изящно-легкомысленный вид, словно обе кобылы - дамочки, не желающие показывать своих лиц. Чибо указал Хуану на козлы, экипаж тронулся.
- Так здесь заведено - если вы недовольны рабом, вы пишете на своей визитной карточке его имя, число плетей и отсылаете его домой с этой запиской, - удовлетворенно объяснял Чибо. - Карточку вам как правило присылают обратно с благодарностью. Обычай привносит в жизнь колониального сообществе некоторую упорядоченность. Помните о нем. Хозяина знать не обязательно. Это просто местная форма noblesse oblige[25]. - Чибо, ухмыляясь, указал на принаряженный экипаж и возницу в чистом белом сюртуке. Даже кнут был перевязан алым бантом.
- Теперь мы выглядим знатными господами, - сказал Чибо, откидываясь. - Voyer-vous, monseigneur![26]
Они прогрохотали через лабиринт узких улочек с бесконечными, тяжелыми, плоскими парапетами, белеными фасадами, зарешеченными окнами и неизменными патио. Ворота по большей части были еще закрыты.
Гавана повсеместно обнаруживала одно и то же выражение, словно насупленное лицо с одной прямой морщиной над бровями, возникшей от долгого смотрения на солнце. За закрытыми ставнями угадывался мрак высоких, бесшумных комнат, стерегущих прохладную тень. Редкие рабы с корзинами на головах проходили легкой вихляющей походкой - удивительно, как они исхитрялись разминуться в проулках. Женщины в черных кружевных мантильях возвращались от ранней обедни. То там, то сям водоносы прибивали пыль перед особо вычурными особняками с витыми железными воротами. Однако всякая вялая деятельность лишь предвещала неизбежное наступление полуденного зноя.
Экипаж остановился перед портняжной мастерской. Это было что-то вроде пещеры в стене здания. Тяжелые деревянные ставни, сейчас поднятые как навесы, на ночь закрывались. Маленький смуглый человечек, который в Регле снимал с Антони мерки, вышел вперед с поклоном.
- Все готово, сеньор, ждем только, пока вы выберете пуговицы. Это займет несколько секунд. - Он достал ящик с деревянными и коралловыми пуговками. - Однако последний крик - это английские матерчатые или чисто-серебряные.
Глядя на суетливого паучка-портного, Антони, кажется, первый раз в жизни понял, что значит "угодливый". Казалось, он тянет изо рта липкую нить, и, когда он кланялся, иголки и булавки на лацканах вспыхивали. У дальней стены на длинном столе сидели еще шестеро худых низкорослых мужчин и шустро работали иголками. У каждого на голове черная ермолка. Запоминающийся вид. Ни до, ни после Антони не видел, чтобы в Гаване свободный человек работал руками. Эти портные всемером одевали модный католический город. Даже в Гаване Авраам процветал на своей исконной ниве.
Примерка заняла определенное время. Чибо высказывал пожелания. Антони потом вспоминал, что именно здесь он окончательно сделался санкюлотом. Короткие панталоны и шелковые чулки свернули и отложили. Впоследствии он надевал их лишь в особо торжественных случаях. Из дыры в стене он вышел в длинных, узких, обтягивающих бедра штанах, расклешенных от икр на испанский манер. Снизу у них был V-образный разрез, из которого выглядывали малиновые носки со стрелкой. Сюртук был короткий, с высоким воротником. Фалд на Кубе не носили. Кабальеро должен быть готов в любую минуту сесть в седло. Под сюртуком была узкая белая сорочка с открытым воротом и гофрированными оборками. Их крахмалили и расправляли. Широкий шелковый кушак с бахромой свисал до левого колена. Бахрома напоминала о шпаге. Но даже в Испанской Америке шпаги теперь носили только за парад.