ОЛЬГА. Первый раз вижу тебя таким…
ПАВЕЛ. «Я разный.
ОЛЬГА (перебивает). Это не ты. Это Евтушенко. (Пауза.) А «Паузу»… скажи честно — сам написал?
ПАВЕЛ. Ну ты же сама все знаешь…
ОЛЬГА. Не все… Почему не женился? Я читала о твоих звездных романах…
ПАВЕЛ. Читай больше… Они напишут.
ОЛЬГА. А зачем ты предложил Петру эти… интимные монологи?
ПАВЕЛ. Режиссерская провокация.
ОЛЬГА. О провокации придумал после того, как мы с репетиции ушли?
ПАВЕЛ. Да нет… Хотелось Петьку чем-то шокировать. А по большому счету и «Монологи», и «Пауза» — про одно и то же. Только форма разная.
Пауза.
ПАВЕЛ. Может, все-таки пообедаем где-нибудь?
ОЛЬГА. Нет. Будем репетировать.
Пауза.
ПАВЕЛ. Значит, и ты меня не понимаешь…
ОЛЬГА. Ошибаешься, понимаю… Давай лучше поужинаем. Хотя все говорят, что это вредно.
Гаснет свет.
На сцене — кровать, на которой лежит манекен. Возле кровати сидит Ирина, рядом стоит Павел.
ИРИНА (говорит напыщенно, жестикулируя). «Когда я первый раз сюда пришла, мне врачиха сказала: „Говори, он слышит. Зови его“. Я поверила. Что ты меня слышишь… Теперь сомневаюсь».
ПАВЕЛ (перебивает). А Вы сами?
ИРИНА. Что — сама?
ПАВЕЛ. Верите, что отец Вас слышит, или нет?
Ирина пожимает плечами.
ПАВЕЛ. Отойдите вглубь сцены.
ИРИНА. А меня здесь увидят?
ПАВЕЛ. Всё. В Москву, в Москву!
ИРИНА. Что — «в Москву»?
ПАВЕЛ. Не «что», а «кого»! Когда актриса говорит: «меня не видно», значит, пора в Москву. Там все такие… Попробуйте еще раз.
ИРИНА. «Когда я первый раз сюда пришла, мне врачиха сказала: „Говори, он слышит. Зови его“. Я поверила, что ты меня слышишь… Теперь сомневаюсь».
ПАВЕЛ (резко). Нет! Это нельзя произносить так эмоционально! Подумай над словами, прочувствуй… «Теперь сомневаюсь…». Ты растерялась. И не к нему обращаешься! Ты говоришь это себе. Без драматизма… В начале монолога — пожалуйста, выступай с выражением… Как в школе учили… А потом вдруг — ломаешься. Признаешься, что вера ушла. Поэтому для тебя говорить вслух с отцом — значит лгать! Лгать умеешь?
ИРИНА (растерянно). Кому?
ПАВЕЛ. Ну, думаю, есть кому?
ИРИНА (кокетливо). А зачем мне лгать? Я — девушка свободная…
ПАВЕЛ. Учись. Пока я жив… Мне нужно, чтобы ты в этой сцене была… врушей. Чтобы зритель понял: ты притворяться умеешь… Но больше не можешь.
Затемнение.
Луч выхватывает ту же кровать с манекеном. Рядом — Анфиса и Павел.
ПАВЕЛ. Я хочу, чтобы вы произносили свой монолог, глядя куда-то в пол.
АНФИСА. Почему?
ПАВЕЛ. Мать окаменела от горя. У нее нет больше сил. Представьте: она приходит к сыну ежедневно. Уже полтора месяца прошло…
АНФИСА. Ну и что? Может, дома она и каменеет, а в больнице будет смотреть на сына, чтобы понять, слышит он или нет. Будет держать его за руку…
ПАВЕЛ. Вы думаете?.. Хорошо. Делайте так.
Анфиса поправляет под манекеном подушку, берет его за руку.
АНФИСА. «Здравствуй, сыночка… Ты молодцом, не такой бледный. Вчера не смогла прийти — у папы давление подскочило. Но ты не беспокойся, ему лучше. Я сейчас в коридоре медсестру встретила…»
Пауза.
АНФИСА. Нет, я не могу к этой пластиковой чурке обращаться…
ПАВЕЛ. Ну хорошо, давайте так. (Он снимает манекен с кровати и ложится на его место.) Продолжайте.
АНФИСА (берет его за руку). «Все будет хорошо, сыночка. Ты поправишься, и мы с тобой пойдем гулять. Как в детстве — за ручку…» (Пауза.) Ой, нет, Паша, так не надо. Встань!
Павел встает.
АНФИСА. На спектакле будет манекен?
ПАВЕЛ. Не знаю. Может, поставим кровать спинкой к залу, зрителям вообще не будет видно, лежит кто-то или нет. (Пауза.) Вот что… Врачи советуют включать для него музыку.