АНФИСА. Какую?
ПАВЕЛ. Ту, что на улицах играют… Духовой оркестр. Вальсы. Марши… Уходя, каждая из женщин будет ставить пластинку.
Гаснет свет
Загорается свет. Возле кровати стоит Маша. Павел ходит по сцене.
ПАВЕЛ. Садись. Нет, не надо… (Рассматривает Машу, которая одета в джинсы и кофточку.) Может, тебе так и играть — в джинсах? Только кофточку поярче…
МАША. Хорошо.
ПАВЕЛ. А сверху — халат. Как полагается в больнице.
МАША. Все в белых?
ПАВЕЛ. Да. В белых. Кстати, в Индии траурные сари — белого цвета. Интересно… У нас — черное. А у них смерть — не мрак, а свет…
МАША. От хорошей жизни, наверно…
ПАВЕЛ. Ладно. Читай с места, где говоришь о свекрови.
Долгое молчание.
ПАВЕЛ. О чем молчим?
МАША. Я думала, ты хочешь что-то сказать… Поэтому и назначил репетиции по отдельности.
ПАВЕЛ. Нет, не поэтому. В спектакле одна общая сцена, ее сделаем вместе. А монологи колхозом репетировать — лишнее.
Пауза.
ПАВЕЛ. Маш, давай работать…
МАША. Хорошо. Я только хотела узнать…
ПАВЕЛ. Почему приехал?
МАША. Нет. Хотела спросить: у тебя все в порядке? Мне показалось, что-то случилось…
ПАВЕЛ. «Что-то случилось»… Был такой роман. Не читала?
МАША. Нет.
ПАВЕЛ. Зря. Хороший роман.
МАША. Может быть.
ПАВЕЛ. Начинай.
МАША. «Извини, не выспалась. Комары… Откуда они взялись? Холодно уже. Всю ночь гудели!..»
Гаснет свет
В луче света — кровать с манекеном. Рядом — Павел. Он изменяет положение рук манекена. Сначала распрямляет их поверх одеяла, отходит на несколько шагов, рассматривает позу. Потом складывает руки манекена на груди, как у покойника. Подходит к проигрывателю, ставит пластинку. Духовой оркестр играет марш. Павел возвращается к манекену и складывает его руки под затылком — так, будто манекен «отдыхает». Садится на стул, сжимает голову руками. Затем вдруг откидывается на спинку стула, вытягивает ноги, сцепляет руки на затылке, повторяя позу манекена, и потягивается. Свет гаснет.
В свете луча на сцене — Павел и Наташа. Наташа читает монолог.
НАТАША. «Я на сороковой день исповедаться ходила, батюшку спрашивала — как же твоя душа? Батюшка говорит — душа рядом… И видит все… (Пауза.) Эта женщина тоже здесь… Нехорошо. Грех!»
ПАВЕЛ. Нет. Не так. У меня от вашего монолога остается… дурное послевкусие… Ощущение, что ваша героиня не ушла, а ударилась в религию. Часто ходит в церковь и всех достала своей обрядностью… А я хочу, чтобы Вы сыграли верующую женщину. Которую хочется слушать. Вспомните кого-нибудь из знакомых…
Наташа пожимает плечами.
ПАВЕЛ. Того, кто верит. Если не в Иисуса Христа, то в свое дело…
Наташа молчит.
ПАВЕЛ. Значит, нет таких… И в театре тоже?.. Плохо. (Пауза.) Наталья Ивановна, мы же с Вами… не пирожки печем. Я понимаю, быт заедает… Но иногда надо вспомнить, что это — искусство. Роль с температурой тридцать шесть и шесть сыграть нельзя!
НАТАША. Вы как Петр. Иногда я его не понимаю. Наверное, вы с ним были похожи, когда строили… вашу крепость… Но он изменился… А сейчас нервничает. Не спит.
Пауза.
НАТАША. Павел Андреевич, у меня к Вам просьба.
ПАВЕЛ. Какая?
НАТАША. Уезжайте… Уезжайте, пожалуйста. Вам в любом театре дадут ставить…
ПАВЕЛ. А вам я не нужен?
НАТАША. Мне — нет.
ПАВЕЛ. Почему?
НАТАША. Потому что Петр Никитич плохо спит. А я его люблю. И хочу, чтобы у него все было хорошо.
Гаснет свет
В свете луча — кровать, на спинку которой наброшен медицинский халат. Рядом с кроватью — платяной шкаф, кресло. На кровати сидит Маша.
ПАВЕЛ (кивает на шкаф). Это что?
МАША. После вчерашнего спектакля не убрали.
ПАВЕЛ. Бардак… (Пауза.) А может, оставим в палате шкаф? С халатами. Подойдешь, откроешь…