Отсюда, собственно говоря, и светскость тещи.
За долгие годы работы мужа в Доме кино она не манкировала ни одним просмотром, ни одной премьерой, ни одним банкетом или приемом для иностранных кинематографистов, не говоря уж о фестивалях и всевозможных кинонеделях, и очень скоро стала — так ей, во всяком случае, хотелось думать — совершенно своим человеком в мире экрана.
Она поразительно легко и быстро усвоила не только внешний блеск, свойственный этому миру, не только все профессиональные выражения типа «крупный план», «некоммуникабельность», «монтаж», «новая волна» и прочее в этом духе, но и стала чем-то вроде неофициальной гостеприимной хозяйки Дома кино — сценаристы и режиссеры целиком доверялись ей в том, что касалось выбора меню, рассаживания гостей и иных деталей премьерных банкетов и коктейлей для зарубежных коллег.
Со временем и ее суждение о том или ином фильме стало немаловажным фактором в формировании единого и обязательного для всех общественного мнения.
Кстати говоря, она еще и сейчас, в свои шестьдесят с немалым, давно овдовев и поневоле отойдя от светского коловращения, не теряла, по ее собственному выражению, форму, регулярно красилась под блондинку и делала педикюр, и если смотреть на нее со спины, так ей вообще можно было дать не больше пятидесяти. Ну от силы — пятьдесят пять.
Отца она приняла и полюбила далеко не сразу. Растерянная и даже напуганная избыточной любвеобильностью дочери, она просто-напросто опасалась самого факта третьего (и, как вскоре выяснилось, отнюдь не последнего) брака дочери. Поэтому она еще долго с опаской и недоверием приглядывалась к отцу.
К тому же в мире, в котором она столько лет жила и к которому — пусть даже не прямо, а лишь по касательной — принадлежала, профессия теннисного тренера с незаконченным высшим образованием была не из самых престижных.
Хотя на самом деле, если отвлечься от этой, собственно говоря, наносной, нахватанной светскости, она была человеком простым, добрым и благожелательным.
Тещин муж умер персональным пенсионером республиканского значения, что называется, в одночасье, в гостях, поднося ко рту рюмку: инфаркт.
Вообще статистика с неоспоримой достоверностью доказывает, что все наши неурядицы и беды случаются, как правило, именно тогда, когда мы — во всяком случае, так нам кажется самим — достигаем пика полного благополучия.
С другой же стороны, не исключено, что это всего лишь неизбежная плата за него. Очень может быть, что в природе, как живой, так и неживой, действует некий пока не познанный и на современном уровне науки не доказуемый опытным путем закон всеобщего равновесия.
Все до копейки оставшиеся после мужа сбережения теща вложила в массивный памятник из полированного гранита. На зиму она укрывала его от непогоды прозрачным полиэтиленовым полотнищем. Посещала она могилу на кладбище при старом крематории не менее двух, а то и трех раз в месяц, убирала ее и высаживала с весны цветы и траву, и это, собственно, стало теперь единственным делом ее жизни.
Если не считать забот об отце после того, как ее дочь уехала со своим скрипачом во Францию.
Кстати говоря, именно могила мужа и необходимость присматривать и ухаживать за ней и были главным доводом, когда она наотрез отказалась уехать с дочерью и ее новым мужем.
Отец называл ее за глаза «экс-тещей».
Короче говоря, «экс-теща» осталась жить с отцом, ухаживала за ним, кормила, обстирывала, ждала с беспокойством, когда он задерживался где-либо допоздна. Они даже смотрели вместе по телевизору хоккей, футбол, сопотские фестивали и фигурное катание в те редкие вечера, когда он оставался дома.
Более того — и это непреложный факт, которому, однако, читатель вправе, по своему усмотрению, верить или не верить, — со временем Ольга, бабушка и, что может показаться и вовсе невероятным, даже мать не только познакомились со второй отцовой тещей, но и стали ездить друг к другу в гости.
Возил их с Ямского Поля в Чертаново и обратно отец, который к тому времени, залезши в неоплатные, во всяком случае в обозримом будущем, долги, купил машину — одиннадцатые «Жигули» цвета «коррида», что, по мысли дизайнеров, означает «кровь на песке». Но потом они стали ездить и сами, на метро, тем более что не надо было делать пересадок.
Неисповедимы пути господни.
Как уже упоминалось выше, отец никому не завидовал. А стало быть, он не был на самом деле неудачником. Ибо классический неудачник, подобно огурцу, состоящему, как известно, на девяносто процентов из воды, состоит в той же пропорции из зависти.