Как-то раз в начале июня она сидела в кухне на своем обычном месте. Теплое, яркое солнце заглядывало в окно. Сад, раскинувшийся на склоне холма за домом, стоял в чудесном подвенечном наряде бледно-розовых цветов, над которыми с жужжанием вились мириады пчел. Томас Линд — скромный человечек, которого все в Авонлее называли "муж Рейчел Линд", — сеял свою позднюю репу на склоне за коровником, и Мэтью Касберт тоже должен бы был сеять свою на большом поле у ручья, возле Зеленых Мезонинов. Миссис Рейчел знала, что должен, потому что слышала накануне, как он говорил Питеру Моррисону в магазине Уильяма Блэра в Кармоди, что собирается сеять репу на следующий день после обеда. Разумеется, Питер его об этом спросил, потому что Мэтью Касберт не принадлежал к числу людей, которые говорят о том, о чем их не спрашивали.
И однако, вот он, Мэтью Касберт, в половине четвертого, в будний день, не спеша, направляется по дороге через долину. И что еще удивительнее — так это то, что на нем его лучший костюм и белый воротничок — неопровержимое доказательство, что он выезжает куда-то из Авонлеи. И едет он в кабриолете, запряженном гнедой кобылой, из чего ясно, что путь ему предстоит неблизкий. Так куда же Мэтью Касберт едет и зачем он туда едет?
Будь это любой другой человек в Авонлее, миссис Рейчел, минутку подумав, легко смогла бы дать ответ на оба эти вопроса. Но Мэтью так редко выезжал из дома, что только нечто весьма настоятельное и необычное могло заставить его двинуться в путь. Он был на редкость робким человеком, и отправиться туда, где он оказался бы в обществе незнакомых ему людей или где ему пришлось бы с кем-то разговаривать, было для него тяжким испытанием. Мэтью в белом воротничке, в кабриолете — такое редко случалось. Миссис Рейчел долго размышляла об этом, но так ни к чему и не пришла, и вся прелесть безмятежного вечера была для нее потеряна.
— Придется после чая пойти в Зеленые Мезонины и выяснить у Мариллы, куда он поехал и зачем, — в конце концов решила эта достойная женщина. — Он никогда не отправляется в город в это время года и никогда не ездит в гости. Если бы ему не хватило семян и пришлось бы за ними поехать, то он не стал бы наряжаться и брать кабриолет. Не может быть, чтобы он направлялся за доктором, — он ехал слишком медленно для этого. Однако что-то несомненно произошло со вчерашнего вечера, что заставило его выехать из дома. Ну прямо загадка, скажу я вам! И я не успокоюсь, пока не узнаю, что же заставило Мэтью Касберта выехать сегодня из Авонлеи.
И вот после чая миссис Рейчел направилась к Зеленым Мезонинам. Идти было недалеко. От Долины Линд до просторного, утопающего в садах дома, где жила семья Касбертов, было всего четверть мили по большой дороге. Правда, потом предстояло еще пройти по довольно длинной тропинке. Отец Мэтью Касберта, такой же робкий и молчаливый, как и его сын, постарался, закладывая свое хозяйство, разместить его как можно дальше от соседей, возле самого леса. Зеленые Мезонины были выстроены на самом дальнем краю принадлежавшего ему расчищенного участка и там стояли по сей день, едва видимые с дороги, вдоль которой дружно расположились остальные домики Авонлеи. Миссис Рейчел никак не могла назвать дом, выстроенный на таком месте, жильем.
— Это так, просто крыша над головой, скажу я вам, — говорила она себе самой, шагая по поросшей травой и обсаженной кустами шиповника тропинке с глубокими колеями. — Ничего удивительного, что Мэтью и Марилла оба чуточку странные, ведь живут они так обособленно. Конечно, если деревья могут составить компанию, то их тут, слава Богу, вполне достаточно. Но я предпочла бы смотреть на людей. По правде сказать, оба они, кажется, всем довольны, но я полагаю, они просто привыкли к такой жизни. Ко всему можно привыкнуть, как сказал ирландец, приговоренный к повешению.
С этими словами миссис Рейчел ступила с тропинки на задний двор Зеленых Мезонинов. Весь в зелени, очень чистый и аккуратный, двор этот был обсажен с одной стороны высокими старыми ивами, а с другой — ровными пирамидальными тополями. Ни одной случайно оброненной палочки или камешка не было видно, ибо, несомненно, миссис Рейчел увидела бы их, если бы они там находились. В глубине души она была уверена, что Марилла Касберт подметает двор так же часто, как и дом. Можно было бы обедать прямо на земле, не опасаясь проглотить даже и комочка грязи.
Миссис Рейчел энергично постучала в дверь кухни и, услышав «войдите», вошла. Кухня в Зеленых Мезонинах была просторной и веселой… или, скорее, была бы веселой, если бы не поразительная, пугающая чистота, придававшая ей сходство с гостиной, в которой никто никогда не бывает. Окна были обращены на восток и на запад. С западной стороны через окно, выходившее на задний двор, лился в кухню поток мягкого июньского солнца. Восточное же окно, через которое можно было видеть усыпанные белыми цветами вишни в саду и слегка покачивающиеся стройные березы в долине у ручья, зеленело от вьющегося вокруг него плюща. Здесь обычно и сидела Марилла Касберт, если уж она решалась присесть и отдохнуть, при этом всегда недоверчиво поглядывая на солнце, казавшееся ей слишком уж веселым и легкомысленным для этого мира, к которому надлежало относиться со всей серьезностью. Здесь сидела она и теперь с вязаньем в руках. Стол позади нее был накрыт к ужину.
Миссис Рейчел еще не успела как следует закрыть дверь, а уже заметила все, что стояло на этом столе. Там было три прибора, так что Марилла, должно быть, ожидала, что кто-то приедет к чаю вместе с Мэтью. Но посуда была будничная, в вазочке — только яблочное повидло, на блюде — один вид печенья, так что ожидаемый гость вряд ли был очень важной особой. Но что же тогда означали белый воротничок Мэтью и гнедая кобыла? Миссис Рейчел совершенно растерялась, не в силах разгадать удивительную тайну, так неожиданно окутавшую обычно тихие и совсем не таинственные Зеленые Мезонины.
— Добрый вечер, Рейчел, — сказала Марилла оживленно. — Чудесная погода, правда? Садись, пожалуйста. Как там все ваши поживают?
Нечто такое, что, за недостатком другого определения, можно было бы назвать дружбой, всегда существовало между Мариллой Касберт и миссис Рейчел, вопреки — или, возможно, именно благодаря — несходству их натур.
Марилла была высокая худая женщина с фигурой из одних углов, без всяких изгибов. Ее темные волосы, в которых уже виднелось несколько седых прядок, были, по обыкновению, свернуты в твердый маленький узел на затылке и безжалостно проткнуты двумя металлическими шпильками. Она производила впечатление женщины не слишком широких взглядов, но с суровой совестью, каковой и являлась. Однако что-то в очертаниях ее рта, лишь чуть-чуть наметившееся, позволяло заподозрить в ней чувство юмора.
— У нас все здоровы, — сказала миссис Рейчел. — Я испугалась, не заболел ли у вас кто-нибудь, когда увидела Мэтью в кабриолете. Я подумала, не поехал ли уж он за доктором.
Губы Мариллы чуть дрогнули в понимающей улыбке. Она ожидала прихода миссис Рейчел, зная, что вид Мэтью, катящего по дороге в кабриолете, будет столь необъяснимым, что окажется слишком тяжелым испытанием для любопытства соседки.
— О нет, я совершенно здорова, хотя вчера у меня очень болела голова, — сказала она. — Мэтью поехал на станцию в Брайт Ривер. Мы берем на воспитание маленького мальчика из сиротского приюта в Новой Шотландии. Он приезжает сегодня вечерним поездом.
Если бы Марилла сказала, что Мэтью поехал на станцию, чтобы забрать кенгуру, полученного из Австралии, изумление миссис Рейчел не было бы большим. Она онемела на целых пять секунд. Было невероятно, чтобы Марилла захотела подшутить над ней, но миссис Рейчел была готова предположить даже такое.