И когда Анютка опомнилась от неожиданной радости, когда прошло первое волнение, она спросила наконец:
— Ты объявление прочитала?
— Потом прочитала. А до этого мне рассказали про газету...
— Мама, у меня братик есть...— похвалилась Анютка.
— Какой братик?— не поняла Ганна,
— Он маленький-маленький, все его били, а я заступилась, сказала, что он мой братик...
— А где же его мама?
— Он говорит, что не знает свою маму, а я ему сказала, что у нас одна мама и она скоро придет...
— Где же он?
— Я тебе сейчас покажу его!—Анютка сорвалась с материнских рук и нырнула в толпу» Через минуту она вела Тишку.
— Наша мама приехала...— с нескрываемой радостью сообщила девочка Тишке.— Вон она, смотри...— показала на мать.
Тишка остановился, стал всматриваться...
— Тиша?— удивилась мать, протягивая к нему руки. Тишка уже на руках у нее. Рассматривает ее лицо, глаза. Начинает улыбаться. Вспомнил, кто ему когда-то сунул в ручку сухарик... Наверное, признал ее матерью... Она такая ласковая…
...И снова длинный эшелон теплушек. На открытой платформе сидит Ганна с Анюткой и Тишкой... Народу в теплушках, на крыше, на платформах видимо-невидимо. Эшелон проходит знакомое место, где была бандитская засада. Анютка настороженно смотрит по сторонам.
— Мам, а еще не будут стрелять в нас?
— Нет, нет. Теперь можешь быть спокойна.
Эшелон уходит все дальше и дальше.
Полонез Огинского
Тихая деревенская улица.
Тихая, потому что люди опасаются без особой надобности показываться на ней. Вдруг встретишься с пьяным полицаем Барабулей, и тот придерется. Или проезжий немецкий мотоциклист потребует при встрече принести ему молока либо сала...
Самые смелые на улице — дети.
Вот и сейчас несколько ребятишек мчатся наперегонки к небольшой деревенской площади...
А там уже собралась стайка дружков. Они расселись полукругом перед хлопчиком лет тринадцати. Он старательно выводит на своей скрипочке мелодию знакомой в те годы песенки из кинофильма «Путевка в жизнь» — «Позабыт, позаброшен...».
Ребята зачарованно слушают, не сводя с маленького музыканта глаз.
У ног скрипача разостлана заплечная торбочка с веревочными постромками. На ней: парочка огурцов, несколько картофелин, яйца, ломоть хлеба — скромная плата...
Мальчик кончил играть, вытирает взмокший лоб. А ребятам интересно узнать, кто он, откуда?
Видимо, уже не первый раз скрипач отвечал на подобные вопросы за время своих скитаний, и слушатели узнали, что зовут его Васильком, отца его перед самой войной забрали на военные сборы, мать поехала к нему в часть навестить, война застала ее там, и она не вернулась. Город, где жил Василек, начали бомбить, все из него бежали кто куда — и Василек следом. Только захватил с собой свою любимую скрипочку. Играть на ней научил его отец-музыкант.
И вот теперь ходит по селам, играет. А за это его кормят, иногда и на дорогу дают...
Василек начал было собираться, но ребята упросили сыграть еще что-нибудь.
На прощание он заиграл тоже знакомую перед войной мелодию песни «Любимый город».
Дети и на этот раз заслушались, не заметили, как подошёл и остановился за их спинами полицай Барабуля.
— Тебе кто разрешил пиликать?
Василек перестал играть, а ребята испуганно подались подальше от полицая.
— Брысь отселева, чтоб и духу твоего тут не было!..
— Дяденька...— кто-то из хлопчиков подал несмелый голос.
— Молчать!.. Советские песенки нравятся, да?! Ух вы, чертовы выродки!..
Полицай расшвырял ногой огурцы, хлеб, яблоки, поддел носком сапога старенький, обшарпанный футляр скрипки... Ребята торопливо подобрали все, схватили Василька за руку, убежали с ним в переулок.
Там они некоторое время отсиделись, после проводили Василька к мостку через небольшую речку, за которой видны были дорога, луг, лес...
Перед тем как расстаться с Васильком, долго о чем-то шептались, опасливо оглядываясь на деревушку...
...Один из провожавших Василька поднялся по ступенькам крыльца, постучал в дверь... Появился полицай.
— Чего тебе?
— Дяденька... Там он снова играет…
— Чего?
— Ой, аж «Интернационал»!..
Полицай скрылся за дверью,— там он прихватил винтовку,— и снова очутился на крыльце.
— Где?
— На речке... Где кладки...
Полицай рванулся с крыльца, вскинув ремень винтовки на плечо. Помчался в сторону реки.
Мальчишка не очень спешил за ним. Держался на расстоянии. А не доходя до речки, совсем приотстал.
Даже спрятался за угол хаты.
Василек действительно играл «Интернационал», стоя на противоположном берегу реки. И странно: завидев бегущего полицая, он даже не шелохнулся. Как играл, так и играет. Вроде бы ему не страшно, что бежит разъяренный Барабуля... Он уже совсем близко…
Вот ступил на кладки...
Но на самой середине реки кладки неожиданно провалились под ним, и полицай по шею очутился в воде...
Прибрежные кусты вдруг зашевелились, из них во все стороны разбежались ребятишки. Это они устроили полицаю купание... В отместку за Василька...
А Василек мчался уже через луг к лесу...
Выкарабкавшись на берег, Барабуля поискал глазами скрипача. Заметил наконец. Не долго думая, открыл по нему стрельбу...
После второго выстрела Василек упал в высокую густую траву.
Полицай доволен. Начал снимать сапоги, чтобы вылить из них воду.
Но мальчик неожиданно подхватился и снова побежал. Полицай послал ему вдогонку еще три пули... Мальчишка хорошо слышал, как одна из них просвистела над самой головой... Со страха он ног под собой не чуял... Его уже лес принял под свою защиту, казалось, можно остановиться, отдышаться... Но страх гнал дальше и дальше, в глубь леса, в его самую чащу... Наконец добежал до нее, вломился с разгону, споткнулся... и упал... очутившись в чьих-то крепких руках...
Незнакомый человек зажал ему рот ладонью... Потом повернул Василька лицом к себе, тихо приказал:
— Только не кричи... Ни звука... Понял?
Мальчик кивнул головой.
Человек опустил руку. Внимательно посмотрел в глаза мальчика.
— Ты чего так бежал?
— В меня стрелял... Полицай…
Разговор тихий, сдержанный. Полушепотом.
— За что?
— Я играл... «Интернационал»...
Только сейчас человек заметил валявшуюся рядом скрипку в футляре, а Василек приметил автомат и еще двух человек, лежавших в густых кустах. Автомат был не немецкий, немецкие он хорошо знал, Советский,— решил Василек. И трое, спрятавшиеся в лесных кустах, тоже, конечно, советские. Мальчишка приободрился. Хитровато глянул в глаза державшего его человека.
— А я знаю, кто вы...
— Кто?
— Партизаны.
— Вот что, музыкант...— тихо, но внушительно сказал человек.— Ты ничего не знаешь и никого не видел.
— Ага.
— Ну вот.
— А от кого вы спрятались?— спросил Василек.
Человек подумал, потом кивком головы предложил мальчику ползти за ним. Раздвинув кустарник, показал на какое-то небольшое, похожее на сарайчик, строение у железнодорожной насыпи. Рядом горел костер. Около сарайчика ходили два немецких солдата, видимо, свободные от караульной службы. Третий солдат был на посту у моста.
Василька осенила догадка:
— Вы хотите перейти через дорогу, но боитесь? Да?