Для чтеца приготовили бочку. Питу влез на эту импровизированную трибуну и начал читать.
Замечено, что люди из народа, а я так даже осмелюсь сказать, все люди вообще, слушают с тем большим вниманием, чем меньше понимают. Было очевидно, что общий смысл брошюры ускользает даже от самых просвещенных участников этой сельской ассамблеи, в том числе и от Бийо. Но среди заумных фраз сверкали, подобно молниям на темном, заряженном электричеством небе, блистающие слова: свобода, независимость, равенство. И этого оказывалось достаточно; тотчас же начиналась овация, звучали возгласы: «Ура доктору Жильберу!» Когда примерно треть брошюры одолели, было принято решение, что полное ее прочтение произойдет в три приема.
Слушатели получили приглашение собраться в следующее воскресенье, и все пообещали прийти.
Питу читал просто превосходно. Ничто так не воодушевляет, как успех. Чтец получил свою долю аплодисментов, какими было награждено сочинение, и даже г-н Бийо под влиянием обретенного относительного знания ощутил, что в нем рождается нечто вроде уважения к ученику аббата Фортье. Питу же, и без того достаточно высокорослый, внутренне вырос на целых десять локтей.
И лишь одного ему недоставало: м-ль Катрин не видела его триумфа.
Но папаша Бийо, обрадованный воздействием, какое произвело творение доктора Жильбера, рассказал об успехе жене и дочери. Г-жа Бийо промолчала, она была женщина недалекая.
Катрин же грустно улыбнулась.
– Ну, чего ты? – спросил фермер.
– Отец! Отец! – воскликнула Катрин. – Я боюсь, вы этим повредите себе.
– Ну что ты каркаешь? Я предпочитаю слышать жаворонка, а не ворону.
– Отец, меня уже просили предупредить вас, что вы на заметке.
– Ну-ка выкладывай, кто тебя предупредил?
– Друг.
– Друг? Такое предупреждение заслуживает благодарности. Скажи-ка мне имя этого друга. Ну, кто он?
– Человек, которому, очевидно, многое известно.
– Так кто же он?
– Господин Изидор де Шарни.
– Какого черта этот щеголь суется не в свои дела? Он что, собирается мне указывать, как я должен думать? Или, может быть, я лез к нему с советами, как ему одеваться? Похоже, придется ему намекнуть, что это не его дело.
– Отец, я ведь передала вам это не для того, чтобы попугать. Совет был дан от доброго сердца.
– Ну, а ты передай ему мой совет.
– Какой?
– Чтобы его собратья поостереглись. Их здорово трясут в Национальном собрании, и там не раз уже поднимался вопрос о фаворитах и фаворитках. Это предупреждение его братцу господину Оливье де Шарни, который, как говорят, в большой милости у австриячки.
– Отец, вы опытнее нас, поступайте, как вам угодно, – промолвила Катрин.
– И правда, – проворчал Питу, исполнившись после сегодняшнего успеха самоуверенности, – чего это ваш господин Изидор лезет, куда его не просят.
Катрин то ли не расслышала, то ли сделала вид, что не слышит, и на этом тема исчерпалась.
Обедали, как обычно. Никогда еще Питу обед не казался таким долгим. Ему не терпелось показать себя в новом роскошном наряде да еще рука об руку с м-ль Катрин. Да, это воскресенье было для него великим днем, и он поклялся навсегда сохранить в памяти дату 12 июля.
Вышли они около трех. Катрин выглядела очаровательно. Она была прелестная блондинка с черными глазами, тоненькая и гибкая, словно ивы, что склонялись над родником, откуда брали воду для фермы. Сверх того она обладала той природной кокетливостью, что подчеркивает все преимущества женщины, ну, а чепец, который она, как похвасталась Питу, сшила сама, был ей чудо как к лицу.
Танцы обыкновенно начинались не раньше шести. В этом бальном зале под открытым небом с эстрадой, сколоченной из досок, играли четверо местных музыкантов, получавших два су шесть денье за контрданс. В ожидании шести часов все прогуливались по пресловутой Аллее вздохов, которую уже упоминала тетя Анжелика, или смотрели, как молодые люди из города и окрестностей играют в мяч под руководством мэтра Фароле, главного смотрителя зала для игры в мяч его высочества герцога Орлеанского. Мэтра Фароле слушались, как оракула, и все его решения по части, как отбит, как подан, куда упал мяч, принимались с благоговением, какого и заслуживали его годы и достоинства.
Питу, сам не зная почему, очень хотел остаться в Аллее вздохов, но Катрин не для того сшила элегантный чепец, так восхитивший Питу, чтобы оставаться в сени двух рядов высоких буков, образующих эту аллею.
Женщины подобны цветам, что по случайности выросли в тени; они беспрерывно тянутся в свету, им просто необходимо раскрыть свои свежие, благоуханные венчики на солнце, от жара которого они вянут и засыхают.