– Здравствуй, Надя. Это я.
– А!
– Я хочу сообщить тебе, что переезжаю в Питер, – осторожно сказала Вероника.
– Да? И что же?
«Хоть бы спросила, почему переезжаю!»
– Я заранее тебя предупреждаю, чтобы ты могла спокойно собрать вещи.
Эту фразу Вероника придумывала целую неделю и еще неделю примеривалась, каким тоном произнесет ее. Но, несмотря на все репетиции, премьера прошла жалко.
– Не понимаю тебя, – ледяным тоном произнесла Надя.
– Я говорю по-русски. Я переезжаю в свой родной город и хочу жить в своей квартире. Тебе нужно освободить ее.
– Что?!! Ты хочешь сказать, что я должна с мужем и ребенком переехать к отцу? Жить вчетвером в двухкомнатной квартире, а ты будешь одна в шикарной трешке? Вероника, разве это справедливо?
– Нет, но… – Вероника растерялась, как всегда терялась при разговоре с сестрой.
– Ты же одна! Ты вполне можешь жить с папой. У вас у каждого будет по комнате, да и ему уже трудно жить одному.
От такой наглости Вероника остолбенела, но тут же почувствовала, как ее начинают мучить угрызения совести.
«Может быть, Надя права? А я эгоистичное чудовище, которому нормальные человеческие отношения кажутся наглостью? Просто я этого не понимаю из-за своей холодной и циничной натуры».
– Но ты ведь тоже можешь о нем заботиться.
– У меня, к твоему сведению, семья, так что мне есть о ком заботиться. А ты сама по себе, всю жизнь была такая. Как мы разместимся в отцовской двушке, по-твоему? У меня муж доцент и сын школьник, им нужно заниматься. Но тебя это не волнует, только о себе и думаешь!
– Но это же моя квартира. Лично моя.
В трубке ядовито рассмеялись.
– Да, но каким путем она тебе досталась! Ты продавалась за нее похотливому старикашке! И можешь не говорить мне про ваш законный брак, по сути это была проституция.
Швырнув трубку на аппарат, Вероника трясущимися руками схватила сигарету и принялась щелкать зажигалкой. Энергично выпустив дым, она обрела дар речи.
– Нет, блин, я думаю только о себе! Интересно, а о ком я должна думать? Только о тебе, что ли? А если квартира проститутская, что ты-то в ней делаешь? – громко сказала она в пространство.
На самом деле все было не так просто. Унаследовав по смерти мужа огромную трехкомнатную квартиру на Васильевском острове, Вероника чувствовала себя неуютно. Ей казалось неправильным, что она одна живет в такой роскоши, а сестра с мужем и маленьким ребенком вынуждена ютиться в обычной двушке вместе с папой. Надя активно поддерживала в ней это убеждение и предлагала разменять хоромы на Васильевском на две квартиры попроще: одну для Вероники, другую для Нади с семьей. Вероника была на волосок от того, чтобы согласиться на этот план, но ее отговорил Колдунов.
«Я знаю, ты думаешь, что жизнь кончена, – сказал он тогда, – но ты ошибаешься. Ты красивая молодая баба, выйдешь замуж, пойдут дети, и тогда эта квартира тебе очень пригодится. Разве ты виновата, что твоя сестра вышла за человека без жилплощади? Да, ей не повезло, но разве это дает ей право претендовать на твое личное имущество? Ты ничего никому не должна».
Вероника горько усмехнулась и налила себе еще вина. Колдунов был прав во многом, но вот утверждая, что она вскоре обретет личное счастье, он фатально ошибся.
Ей удалось выдержать натиск семейства и не согласиться на размен. Удалось даже никого к себе не прописать, хотя Надя навязчиво предлагала кандидатуру то отца, то своего ребенка. Но поселить у себя семью сестры Веронике все-таки пришлось.
Жизнь с Надей оказалась не сахарной. Заняв две комнаты из трех, сестра сразу навела свои порядки. Выяснилось, что Вероника не умеет убирать, готовить и вообще ничего не понимает в домашнем хозяйстве. Стоило ей подмести или смахнуть крошки со стола, как Надя демонстративно хваталась за швабру и все переделывала.
В то время у Вероники не было личной жизни, и проблема «привести в дом мужчину» ее не беспокоила. Но любое ее позднее возвращение домой сопровождалось поджатыми Надиными губами и не слишком тонкими намеками на Вероникин моральный облик.
Слава богу, это продолжалось недолго. Вероника получила назначение в Москву, быстро купила там квартиру, продав несколько картин из коллекции Смысловского, и зажила с чувством человека, неожиданно выпущенного из тюрьмы по амнистии.
«Почти восемь лет Надя пользовалась моей квартирой. За это время можно было подкопить и обменять отцовскую квартиру на трехкомнатную, или как-то иначе решить проблему собственного жилья… Да, но что же теперь делать мне?»