С шиньоном, правда, вышла неувязка. Его пропажа обнаружилась практически в тот же час. Сестра перевернула вверх дном всю квартиру, подходила к маме, отцу и все выпытывала с милицейскими интонациями в голосе: "Кто взял шиньон?" Сестра кругами ходила вокруг меня, пока, наконец, не решилась задать вопрос о пропаже. Я на корню пресек все разговоры.
- Сразу говорю: на дурацкие вопросы отвечать не собираюсь.
Сестра была озадачена и растеряна.
- Конечно, шиньон тебе ни к чему. Но на месте его нет. Значит, его кто-то взял. Мама не брала. Папа не брал. Тогда кто?
На это я категорически заявил, что у нее не только дурацкие вопросы, но и сама она дура, а шиньон нужно искать у Бориса, которому он может понадобиться для оперативной работы.
- То есть как это? - удивляется сестра.
- Он у тебя сидит в засадах, выслеживает людей. Или не сидит?
- Сидит, кажется.
- Ну, вот видишь! Парик может понадобиться для изменения внешности.
Были и другие вопросы, но я так ловко, твердо, с необходимой долей иронии и наглости отвечал, что сам уже поверил: пропажа шиньона - дело не моих рук.
Наступают решающие дни. Объявляю родителям, что на все новогодние праздники уезжаю за город, к друзьям. Родители обеспокоены, но, по большому счету, рады за меня. Отец дает совет много не пить, держать ноги в тепле и быть осторожным в общении с незнакомыми девицами.
- Ну, ты меня понимаешь? - подмигивает он мне.
На прощание присаживаемся на дорожку, обнимаемся. Провожают, как в армию. Знали бы милые старики, что задумал их сынок!
Незадолго до окончания последнего рабочего дня старого года проникаю на склад. Запираюсь изнутри. Некоторое время сижу тихо - выжидаю. Слушаю,как постепенно замирает жизнь в огромном здании Совета Федерации. Раскладываю материалы для апланты. Беру в руки ножницы.
В этот момент скорее чувствую, чем слышу, какую-то возню снаружи. Прислушиваюсь. Определенно шаги и разговор. Глухой металлический звук. Связка ключей! Ручка двери медленно поворачивается. Мое сердце готовится к прыжку из груди. Как глупо попался! Если меня поймают, то начнется такое, о чем лучше не думать! Возня с замком затягивается. Ка-жется, они не могут открыть, потому что в замочной скважине торчит мой ключ, и ругаются между собой. Наверняка будут ломать дверь. Нужно идти сдаваться. Меня посадят в тюрьму как террориста. Доказывай потом, для чего мне понадобилась еда на десять дней, резиновый жгут, клей, иголки и женский шиньон.
Время идет, но ничего не происходит. Только слышится сразу несколько голосов, спорящих о чем-то, затем удаляющиеся шаги и неожиданно громкий голос.
- Не хотите - как хотите! Мне тоже все по барабану!
И еще одна пара быстрых ног удаляется.
Кажется, пронесло! Значит, апланте быть!
Быстро темнеет. Включаю настольную лампу, для конспирации обернутую газетой. Склоняюсь над журнальным столиком и, подобно хирургу над операционным столом, приступаю к работе над аплантой.
Спроси меня, какой сейчас день недели, - не отвечу. Отдыхал ли я хотя бы час? Не знаю. Но чем больше углубляюсь в работу над аплантой, тем больше работы остается. Время от времени меня охватывает паника. Кажется, я не успею сделать апланту. А если даже успею, ничего хорошего из этого не получится. Носить ее я не стану. Но мне удается взять себя в руки, и я работаю, работаю и совсем не думаю об отдыхе. Я неудержим. Апланта рождается на глазах.
Позволяю себе отвлечься от дела только для встречи Нового года. В полночь, с боем курантов, желаю себе сотворить апланту и одним махом выпиваю бутылку шампанского. Вообще я малопьющий. Алкоголь ударяет в голову. Малознакомые, но интересные ощущения!
Подхожу к витражу, через который открывается сумасшедший вид праздничной Москвы. Распахиваю окно. Подо мной обезлюдевший, притихший Большой Николопесковский переулок; крыша дома, в котором живет Юля. Она сидит за праздничным столом в окружении родителей, дедушки и друзей. Юля смеется, общается с друзьями, танцует. Она не догадывается, что в каких-то тридцати метрах над нею находится человек, то есть я, делающий все возможное и даже в определенном смысле нечто фантастическое, чтобы завоевать ее сердце.
Мысленно проникаю под металлическую крышу, толщу перекрытий и, кажется, вижу Юлю.
- Ты будешь моею! - говорю я.
Юля беспомощно оглядывается.
- Не бойся, любимая. Я тебя не обижу. Веселись, танцуй. Скоро я приду за тобой.
Холодно! Закрываю окно. Я уже разговариваю сам собой. Плохой признак. Этак можно сойти с ума. Я возвращаюсь к журнальному столику и продолжаю свою работу.
Наступил переломный момент: еще немного усилий - и апланта будет готова. Но сил уже не осталось. Сжав зубы, я довожу дело до конца. Первая примерка показывает ее полную непригодность. Ножницами разрезаю апланту на мелкие кусочки. Отчаяния никакого. У меня в запасе еще несколько дней. Я знаю ошибку и спокойно принимаюсь за работу с самого начала.
Завтра кончаются десятидневные праздники встречи Нового года. На столике лежит апланта. Еще не примерял, но знаю - на этот раз у меня все получилось. Делаю попытку встать: ноги, как ватные, держат с трудом. Спина не разгибается. Пальцы кровоточат от иголки, которой вшивал волосы шиньона в резиновую основу.
Отрезая путь назад, сбриваю на голове волосы и наклеиваю апланту на голый череп. Долго всматриваюсь в зеркало, привыкаю к новой внешности. Нравлюсь и не нравлюсь себе одновременно. Стал не хуже и не лучше, но решительно другим. Из зеркала на меня смотрит молодой парень с шикарной прической и синими кругами под глазами.
Но это все ерунда: главное, волосы как настоящие, что и требовалось доказать. Смогу ли в таком виде показаться на людях? Это еще вопрос. Есть еще время подумать, принять верное решение. Подчиняясь высшей силе, сваливаюсь на кушетку и забываюсь тяжелым сном.
Часть 15. Страшный эксперимент.
Первый рабочий день нового года. В контору спускаюсь непосредственно со склада. В одиночестве я пробыл ровно десять дней, показавшихся мне вечностью.
Как всегда, большая комната полна сотрудниками дирекции. Все оживлены по-особенному: долго не виделись, есть что обсудить. Занимаю место у задней стены. Идти вперед, на люди пока не решаюсь. На мне апланта. Внимательно наблюдаю за реакцией присутствующих. Все идет, как обычно: начальника нет, наряды выдает Мила. Электрики в ожидании очереди ведут между собой неспешные разговоры. Ко мне тоже обращаются с вопросами. Я отвечаю. Все как всегда.
Все свидетельствует о том, что первый экзамен апланта держит успешно. Вот только поведение Милы немного настораживает. Она возбуждена сверх всякой меры даже в сравнении с тем днем, когда она предлагала встретить Новый год вместе. Она смотрит на меня и улыбается не так, как всегда. Вручая мне задание, Мила говорит:
- Не пойму, в чем дело. Волосы, что ли, покрасил?
- С какой стати? - напрягаюсь я.
- А это что такое?
Мила протягивает ко мне руку. Я невольно дергаюсь.
- Ой, какие мы нынче нервные! - дурашливо говорит она и снимает с моего плеча длинный волос.
Это волос из шиньона!
- Что это? - вопрошает Мила.
- Откуда мне знать, - растерянно отвечаю я и делаю неловкую попытку выхватить из рук Милы волос.
Мила прячет руку за спину.
- А я знаю, что это такое. Сказать? - говорит Мила.
Сейчас со своей аплантой я буду разоблачен. В комнате наступает нехорошая тишина. Взгляды присутствующих устремлены на меня. С мольбой о пощаде заглядываю в огромные синие глаза Милы. Они искрятся мстительным весельем. Такие глаза не знают пощады. Уверен, следующей фразой Милы станет: "Сними парик". Но она тянет время!