— Ну и силища, — присвистнул Шатохин, освещая фонариком пробоину.
— Осторожней! Не подходите близко, — раздался за спиной голос Радостина. Профессор растол-
кал оцепление и, натягивая на ходу толстые селикеновые перчатки, подошёл к мачте.
За ним следом подбежала бледная заспанная Людочка с внушительным блестящим бидоном в
одной руке и какой-то штуковиной, отдалённо напоминающей разводной ключ, в другой.
— Захват! — приказал Радостин, и Людочка проворно сунула штуковину ему в руку.
Профессор поколдовал над инструментом, и тот на глазах превратился в длинный суставчатый манипулятор с гроздью гибких присосок на конце. Радостин направил захват на обрубок щупальца и ухватил его ближе к тому месту, где тот впился в стальное ребро каркаса.
— Отойдите! — крикнул он нам с Шатохиным, и с силой рванул захват на себя.
Обрубок оторвался от мачты с пробочным хлопком, и Радостин одним движением отправил его в открытый лаборанткой контейнер. Когда крышка контейнера захлопнулась, профессор стянул с рук перчатки и стёр со лба крупный блестящий пот.
— А вы молодцом, Людмила Васильевна, — улыбнулся он перепуганной насмерть Людочке.
Я снова подошёл к ферме. На том месте, откуда Радостин отодрал щупальце, металл был оплавлен, и казалось, что туда угодил термитный снаряд.
— Случилось то, чего я и опасался, Сергей Александрович, — произнёс профессор, также разглядывая пробоину. — Аномалия почуяла наличие железа, и теперь остановить её будет крайне трудно. Похоже, наша заморозка не справилась со своей задачей. Мы прихватили холодом только верхний слой аномалии, а то, что делается сейчас у нас под ногами, одному Богу известно.
— Что вы предлагаете, Олег Викторович? — спросил я, понимая: пессимизм профессора вполне обоснован.
— Снимать лагерь. И, чем быстрее, тем лучше.
— Ночью это затруднительно, но, пожалуй, вы правы.
Я подозвал Шатохина, и вскоре весь лагерь превратился в растревоженный муравейник. Всюду сновали люди. Одни спешно демонтировали оборудование, другие тут же перетаскивали его к вертолёту и трейлеру. Несмотря на бессонную ночь, работа шла споро.
И всё же мы не успели. Не прошло и получаса, как со стороны всё той же смотровой вышки снова застучали автоматные очереди, и один за другим бухнуло несколько гранатных разрывов. К стихийному штабу, который мы с Шатохиным устроили возле трейлера, начали подбегать возбуждённые бойцы с короткими сообщениями.
— Прорыв возле подстанции. Пока держим…
— Пожар на складе ГСМ — щупальце пробило бочку с бензином…
— В ста метрах к югу от лагеря воронка в грунте — засосало кар с сухим льдом. Потерь нет…
С каждой минутой новости становились всё тревожней. Я вызвал из лаборатории Радостина и
приказал отогнать трейлер как можно дальше от зоны. Могучая машина развернулась на бетонке и поползла в сторону КПП. А через минуту атакованная целым клубком вырвавшихся на волю щупалец, мачта покачнулась и с раздирающим душу скрежетом рухнула, похоронив под собой брошенный на стоянке микроавтобус. Из порванных кабелей брызнул фейерверк искр, и через мгновение всё вокруг погрузилось во тьму.
Лишь над складом всё ещё плясали языки пламени, да кое-где вспыхивали разрывы гранат.
— Уводи людей, — крикнул я Шатохину, — в темноте мы много не навоюем.
— Ничего, сейчас немного подсветим, — отозвался майор. — Грачёв! Поднимай вертушку — крикнул он в рацию. — Посвети сверху и прикрой ребят. Бей на поражение. Конец связи.
Поднятый командой майора вертолёт повис над бетонкой, ударив лучом своего прожектора
по упавшей вышке. В конусе света заметались фигурки стреляющих на бегу людей и длинные
змеиные тени щупалец.
Мы отвели бойцов Шатохина и оставшийся персонал лагеря к КПП. Оттуда мне и довелось
увидеть финал этого странного боя.
Вертолёт сделал круг над опустевшим лагерем и пошёл в атаку. Одна за другой с его подкры-
лок срывались ракеты и, оставляя за собой яркие трассеры, врезались в гущу сплетённых клубка-
ми щупалец. Земля у меня под ногами вздрогнула, и по глазам ударил огненный смерч взметнувшихся в чёрное небо взрывов.
Когда грохот утих, я услышал стон. Я узнал его. Только «голец» способен был породить этот
звук полный первобытной тоски, боли и отчаянья. Но на этот раз я различил в его стоне и нечто другое — холодную угрозу. Угрозу раненого, но сильного зверя. И мне в первый раз по-настоящему стало страшно.