Услышав родную речь, очкарик заметно успокоился и стал бестолково, но довольно подробно рассказывать о своём хозяйстве.
Из его рассказа я понял, что всю эту компьютерную требуху перевезли сюда, в заброшенный ангар на окраине посёлка ещё месяц назад. Тогда же установили на крыше замаскированную «тарелку», на которую через целую систему репитеров поступала самая разная информация из зоны и её ближайших окрестностей.
Мы, конечно, предполагали, что за периметром может быть установлен чей-то негласный надзор, но, чтобы это приобрело такие масштабы, да ещё за столь короткие сроки… Невероятно!
— Выходит, они пасли нас всех, как баранов? — по-своему воспринял переведённый мною рассказ Шатохин.
Он сгрёб побелевшего компьютерщика и встряхнул так, что из того едва не посыпались фрагменты скелета. Мне с трудом удалось успокоить майора, но от нашего пленника добиться больше не удалось ничего. От испуга он трясся, икал и нёс всякую околесицу.
Я оставил его в покое. Мне и так уже было ясно — мы нашли логово крупного, матёрого зверя. Но самого его упустили. Я знал, я чувствовал, что далеко от своей добычи он не уйдёт. Вот только, будем ли мы готовы, когда он снова вернётся? Хотелось надеяться, что будем. Очень хотелось…
Глава 16
Зона. 28 апреля 2020 г. Вечер.
Всё утро и весь день я, Шатохин и Клиф, так звали нашего пленного компьютерщика, разъезжали по сопкам и демонтировали расставленные людьми Гриффита камеры, сканеры, стриммеры и прочий металлолом, который мы еле уместили в тесной кабине джипа.
Клиф оказался неплохим парнем. Поняв, что мы не собираемся вешать его на дыбу или пытать
электричеством, он исполнился к нам безмерным расположением. А уж после того, как на одном из привалов Шатохин собственноручно плеснул в его кружку чистейшего медицинского спирта, процесс братания стал просто неотвратим.
Когда под вечер мы, усталые и промокшие, возвращались в лагерь, Клиф уже сносно общался
с майором посредством дюжины выученных по дороге слов, в основном, ненормативного толка.
Оставив разгрузку трофеев на Шатохина, я отправился прямиком к белому щитовому бараку
с красным крестом во всю стену — построенному на днях полевому госпиталю. Молоденький военврач без лишних слов проводил меня по коридору до нужной палаты и вежливо удалился.
Я тихонько постучал в дверь, потом приоткрыл её.
Лика меня не слышала. Она сидела на кровати, полностью заваленной приношениями. После
той памятной минуты, когда Лика Лебедева, ученица 11-го класса Новопоселковской средней школы, бесстрашно вцепилась в руку Гриффита и помешала ему стрелять, ребята Шатохина приняли её в своё боевое братство. Судя по количеству гостинцев, её опекали все двадцать шесть душ. Поверх одеяла, разложенные на аккуратные кучки, возлежали оранжевые солнышки апельсинов, бордовые яблоки, ярко-жёлтые банановые грозди, пёстрая конфетная россыпь и, даже, плитки горького армейского шоколада.
Вдобавок, кто-то из бойцов притащил ей «звучок» с наушниками, и теперь она, покачивая головой в такт, слушала музыку и увлечённо сортировала подарки.
— Так-так, Лебедева, — громко сказал я, — вот, значит, как мы лечимся!
— Ой! — Лика сорвала с головы наушники и вскочила с кровати, — Сергей Александрович! Вы пришли…
— Я смотрю, ты уже в полном порядке, — сказал я, усаживая Лику на место.
— Да, рука вот только побаливает, — она задрала рукав огромного, не по размеру, халата, и показала мне чёрный синяк над локтем, — я здорово ударилась, когда падала.
— А, теперь скажи-ка мне, Лебедева, — я отодвинул в сторону гроздь бананов и сел, — как же ты очутилась в этом ангаре?
— Я же видела, как они напали на вас. Ну, и побежала … за машиной.
— Побежала! Так ты что же, следила за мной?
Лика промолчала. Я тоже молчал, глядя на неё.
— Скажите, Сергей Александрович, кто вы? — спросила она вдруг. — Я ведь давно поняла, что вы не простой учитель.
Я вздохнул.
— Ладно, — решил я. — Пожалуй, покажу тебе кое-что? Только учти: о том, что увидишь — никому ни единого слова! Поняла?
Мы вышли из лазарета, когда на лагерь спустилась ночь. Было холодно и сыро. Лика шагала рядом со мной, пряча лицо за поднятым воротом офицерской шинели и нахлобучив на глаза фуражку с кокардой медицинских войск. Этот маскарад был неизбежен, иначе нас развернули бы у первого же поста по дороге в зону. Прикид пришлось одолжить у врача-старлейта, уговорив его посодействовать в должностном преступлении.
Конечно, я понимал, что не должен не то что показывать Лике аномалию, я не мог даже разговаривать с ней об этом. Но именно Лика имела право знать правду. Пожалуй, больше любого из нас. И ещё я был уверен — всё, что она увидит в зоне, для других так и останется тайной.