Лена безмолвно привстала и подошла к настенной полке, взяв коробочку с линзами. В каком бы я не был состоянии, линзы всегда получали свой уход и внимание.
Уже хорошо видящим я обвел взглядом Лену и насладился красотой девушки. Она юна, лет двадцать, гладкая кожа, ни грамма лишнего жира при достойных формах. Вспомнилось, что в той жизни, которую я уже прожил, мы еще часа два развлекались и расстались только потому, что мне позвонил отец. Но сейчас все эти правильные черты лица, идеальное тело привлекали внимание не более, чем может привлекать гоночный автомобиль автолюбителя – красивые обводы, изящные формы, но секса в этом нет, если только ты не извращенец, к коим я себя не причислял.
- Итак, - начал я отповедь тихо плачущей девушке, истеричный рев был мной проигнорирован. – Женя – это твоя судьба и не самая худшая. Хочешь красивой жизни, подними задницу и иди в универ, моли, чтобы не отчислили. Или бросай Жеку. Но запомни – никогда больше не будет между нами ничего. Все, иди на хрен!
Жестко? Никак, после всего того, что я пережил в другой жизни, после того, как люди убивали друг друга, а девочки подростки предлагали себя за щепотку крупы, но желающие находились редко, так как любая крупа важнее. Когда в городе исчезли все птицы, съеденные в первый месяц, а заказ на убийство оценивался от пяти банок тушенки и килограмма крупы, вот эти вот сопли по неразделенной любви казались анекдотом.
Или я все же обманываюсь? Ведь за Ингу я мог пожертвовать своей жизнью, не говоря уже о том, что чтобы отдать последнюю еду, чтобы она жила. Да и Жека даже в условиях постапокалипсиса был больным Леной. Нет – основной инстинкт самый сильный, наверное. Все эти ненужные мысли прокрутились у меня в голове, пока я спускался по лестнице с четвертого этажа хрущевки, в которой жила Лена.
Выйдя во двор, у меня закружилась голова, в голову ворвалось огромное количество разнообразных звуков. Громко разговаривали две «агинтессы» - бабули-всезнайки, кричали дети на площадке, звуки проезжающих неподалеку машин, шум от работы перфоратора где-то в соседнем подъезде. От всего этого я отвык и сейчас стоял растерянным, держась за заборчик, огораживающий приподъездный палисад. Я хотел спокойно подумать о том, что же произошло, но пока получалось только сносно бороться с непонятным недомоганием. И дело было не только в похмелье. Там, в другой жизни была выработана реакция на посторонние шумы и она была однозначна – опасность. Сейчас же вроде бы и опасности нет, но шума много. Нужно переждать и успокоиться, а потом я подумаю, что произошло и что с этим делать. Но все равно я был рад – Инга жива, в этом мире жива, как Асобист и Гном, как и сотни тысяч горожан, сейчас занятых решением, как им кажется «ужасных» проблем.
- Сука! – услышал я сзади, и стал разворачиваться. В мою сторону бежал…Жека, а из тонированной низко посаженной машины выходил еще один рослый парень со злыми глазами.
Занесенную правую руку для удара я увидел и даже мозг сработал на купирование проблемы. Я собирался поднырнуть под удар и пробить в пах ревнивцу, но… не успел. Толи реакция оказалась ниже ожидаемой, толи мышечная память не соответствовала, вернее отсутствовала. Удар хоть и по касательной, но прошел.
Я попытался разорвать дистанцию, но был встречен мощным ударом ноги и не от Жеки, меня бил другой человек, рассмотреть которого мне не удалось. Удар пришелся в живот и меня вырвало.
- Новые кросы, тварь! – заорал «второй», брезгливо отстраняясь от меня.
А вот «приятель» Жека оказался, видимо, более мотивирован и прописал мне ногой в голову, от чего я потерял сознание.
- Дядь Петь, ну выпусти ты уже из «обезьянника»! – стало первыми словами, которые я услышал, придя в себя на холодной скамье.
- Слышь, племянничек, я и так нарушил все, что можно. Знал бы, что мажор это и папаша его может больно сделать, вообще закрыл бы тебя, - распекал майор рослого в спортивном костюме парня, который находился вместе со мной в «обезьяннике».
Я не делал вида, что очнулся, по крайней мере, пока я был свидетелем весьма интересного разговора.
- И кто его отец? – парень, панибратски общавшийся с полицейским, стал серьезным.
- Колбасный барон, Сергей Иванович Мирный, – сквозь зубы прошипел майор.
- Да ну! И что его боятся он же мирный, дядь Петь, не злой, а мирный! – серьёзности парню хватило ненадолго, и он ударил по грусти своим тупым юмором.
- Слушай сюда, племянничек! – майор прибавил металла в голос. – Я в одной упряжке с твоим отцом, но… Он еще без чувств, и скорую мы не вызвали, врач осмотрел, там скорее всего сотряс, смотри, чтобы тяжкие телесные не всплыли, еще ребро может быть сломано – рентген не делали. Уже за то, что я сделал, твой отец поляной не отделается, а здесь еще и известный сынок. Колбаску и мраморную говядину даже губер с мером любят. Дебила того, с кем ты мажора прессовал, я вообще пока с глаз долой в допросной закрыл, если что будем его крутить. Так что, я вызвал твоего папку, братика моего.