– Я хочу стать послушником Храма Кирии, – честно ответил Шонэс, хоть немного и смутился данного признания перед карнакианским военным.
– Хм, – качнул головой Ганроу. – Похвальное решение, я его уважаю. – Он посмотрел на растение, чьи ветви вились по стене кухни, распускаясь каскадом цветов под потолком. – Раньше карнакиане были искусными земледельцами и геоформаторами. Мы превращали холодные скалы, блуждающие по космосу, в цветущие миры. Мы обращали смерть в жизнь, но судьба нас за что-то наказала. – Ганроу поморщился, словно старая рана пронзала боль прошлого. – И мы стали проповедниками разрушения, потеряв в бесчисленных сражениях самих себя. Я знаю, что Астрея умрет. – Он посмотрел Шонэсу прямо в глаза. – Уверен, никто не верит в ее исцеление, как ты. Но своей любовью ты уже спас ее. Не потеряйте друг друга в этом красивом чувстве.
– Слов о любви недостаточно, – произнес Шонэс, весь сжимаясь внутри от несправедливости.
– Судьба никогда не бывает справедлива, – произнес Ганроу, наклонившись к юноше. – Даже с Великими Духами она сыграла злую шутку.
– Вы считаете, ей невозможно управлять? – поинтересовался Шонэс. – Судьбой?
– Вовсе нет, – усмехнулся Ганроу. – Вот почему я уважаю твой путь послушника Кирии. Во вселенной хаоса и войны ты выбрал иной путь защитника. Ты выбрал любить Астрею, несмотря ни на что. Ты силен духом, Шонэс. Только таким покоряется судьба. Но за упорное сопротивление, она взымает великую плату, испытывает нашу решимость.
Разговор прервали цокающие по стеклу каблуки, и Шонэс обернулся. Шлем медицинского скафандра, словно кудри, обрамлял золотой узор. За затылком развевалась голубая лента. Глаза – огоньки, что мерцали за дымкой лекарственных смесей, выражали смущение. Поверх лечебного костюма сине-изумрудными волнами струилась ткань платья, а плывущие по материалу облака окончательно уверяли в том, что Астрея облачилась в само небо. На красном поясе играл лепестками редкий цветок, от которого веяло приторным ароматом. Светились не только глаза Астреи, она вся была окружена аурой неземной красоты и света. Шонэс провалился в ее глаза, погружаясь в них, в светлые звезды в дымке бездны. Чем дольше он любовался девушкой, тем чаще билось сердце. Она остановилась перед отцом и другом, сцепив перед собой руки и приподняла плечи.
– Ну, как? – засмущалась она.
– Прекрасно, – обронил Шонэс и передал ей букет.
Лепестки тут же окрасились в розовый, символизируя о порыве симпатии. Она скрыла половину лица за букетом, позабыв о том, что ее покрасневшие щеки никто не увидит, и тихонько поблагодарила Шонэса.
– Да только ты опять вымазалась в машинном масле, – произнес Ганроу, облизнув большой палец. Им он затер пятно на воротнике дочки.
– Ну, пап! – бросила Астрея. – Весь настрой испортил.
– Ничего-ничего, Шонэс в восторге, – усмехнулся Ганроу, положив широкую ладонь на плечо младшего Таитэ. – Не теряйте времени, бегите скорее на праздник. – Мужчина вежливо начал подталкивать парочку к выходу. – Сегодня замечательный вечер. Особенный. Пока-пока! – господин Райнэ выпроводил молодежь и захлопнул дверь квартиры.
– Папа у тебя приятный, – подметил Шонэс.
– Да, но иногда бывает невыносимым занудой. А бывает замыкается в себе. – Астрея выдержала паузу и быстро взяла Таитэ за руку. – Ну… как будем веселиться? – робко поинтересовалась она.
Шонэс в ответ тепло улыбнулся:
– Программа у нас обширная.
За тысячелетнюю историю Майро в городе успели поселиться бесчисленные множества иномирян. Политика солидарности неизбежно приводила к смешению культур и традиций. Но даже спустя века еще оставались исторически-сложившиеся центры той или иной цивилизации, что бережно хранили культурное наследие в первозданной форме. Крупнейшим из таких считался циалийский квартал, раскинувшийся над водами реки Фалькаар.
Циалийский квартал основали первые поселенцы священного мира Двао. Всю планету, что родилась в момент гибели Великого Духа покровителя водной стихии, опутывал единый океан. Лишь после прибытия экспедиционного корпуса Саакхеля над водами Двао серебристыми пятнами проступили первые города.
По меркам среднеразвитых цивилизаций эта улица площадью покрывала бы небольшой городок. В архитектуре практически отсутствовали острые углы, все строения складывались из плавных, преимущественно округлых форм, что отсылало к первым надводным поселениям священного мира. Декоративные элементы пестрели плавными линиями, в которых читались морские мотивы. Мостики из армированного стекла искристыми нитями пронизывали жилые секции квартала. Они тянулись над каналами, по которым в вытянутых лодках плавали горожане. Весь район лучился изумрудными и оранжевыми огнями. Светящиеся сферы парили в воздухе подобно невесомым пузырям, на зданиях блестели фрески, а по дну реки ползли извилистые линии света теплых тонов. Ночная тьма все не наступала, отгоняемая сиянием города, его искусственным светом, что пылал всюду.