Раскат грома заставил Джену поднять взгляд на скромную гостиную. Свет люстры разливался мягко, будто от предзакатного Линара. Стены украшали росписи звезд и туманностей. Сквозь них вились ветви дерева с красочными цветами. Изображение натурально покачивалось, словно растение овевал настоящий ветерок; розовые лепестки, уносимые им, пролетали по стенам, пока не растворялись в пестрых красках туманностей. Здесь же были стеклянные двери в сад.
Джена обожала любоваться подвижным пейзажем в такие хмурые вечера. Роспись успокаивала, мыслями отправляла в теплые деньки, когда небо было чисто от серой мглы. По широким окнам хлестал дождь. Стихия силилась ворваться внутрь, разрушить умиротворенное настроение хозяйки. Но плотные стекла не только выдерживали натиск, а даже приглушали буйство грозы. Крепкие стены дома и приятная музыка помогали Джене сосредоточиться на досуге.
Отдыхом она считала постоянную смену деятельности. В течении дня госпожа Таитэ пребывала в постоянной круговерти дел. Работа и мелкие хозяйственные дела не отпускали ее до самого вечера. И только тогда Джена окуналась с головой в чтение любимой литературы: работ древних философов и историков из отдаленных миров Сообщества Света. Она обожала изучать культуру иномирян, заключенную в емкое слово мыслителей и исследователей. Вся ее коллекция произведений была выставлена на полках, что будто бы утонули в стенах сразу у входа в гостиную. Там хранились сотни книг, и Джена хотела бы поставить еще, но места, увы, не хватало. К счастью, в доме было еще четыре комнаты, куда Джена непременно пожелала встроить стенные шкафы с книгами и информационными картами, на которые были сохранены электронные копии тысяч работ.
Сейчас перед ней вопреки законам притяжения парили два увесистых тома. В уголках кожаных обложек каждого были вшиты небольшие заклепки, которые и подержали книги в воздухе. Джена глянула поверх страниц. Напротив потрескивающего камина в центре комнаты уселись любимые муж и сыновья.
Женщина улыбнулась, глянув на длинный нос Дирэна, на котором красовался широкий пластырь с рисунком верумского пушного зверька. Дорогой супруг недавно простудился, а из лекарств в доме был только детский пластырь с лечебной мазью. Фиолетовый блеск в его глазах очаровывал. Он тоже умилялся, и Джена распознала эту улыбку из множества тех, которыми обладал муж. Такой Дирэн одаривал только детей. Он говорил со старшим из сыновей – его маленькой копией, будто образом далекого прошлого папы. Коротко стриженые волосы, как и у Дирэна, растрепаны, а на правом виске сплетены три косички. В двенадцать лет Ринэс был самым высоким среди сверстников, как и папа в его возрасте. Но и от матери он унаследовал кое-какие черты. Золотыми хрусталиками глаз он взирал на отца взглядом пытливым и любознательным, как у мамы. Аккуратный носик, не так грубо высеченный, как у Дирэна, Джена тоже относила к своему наследию. Конечно, мальчик еще не вырос и мог полностью перенять внешность отца, отличающуюся некоторой грубостью и неотесанностью.
У главы семьи был широкий подбородок и скулы, будто бы неаккуратно вырезанные ножовкой. Лицо покрывала недельная щетина, а мускулистыми плечами он мог закрыть всю семью. Может он и выглядел грубо, порой даже угрожающе, но Джена знала, что на Дирэна всегда можно положиться и какой он по натуре мягкий человек.
Рядом со старшим сыном Таитэ сидел младшенький. Шонэс, по необычайному стечению обстоятельств непохожий ни на мать, ни на отца, увлеченно наблюдал за занятиями брата. Из-под челки белесых волос пробивался свет зеленых глазок, взгляд которых иногда обращался к маме. Она же отрешенно смотрела на него, словно он был чужим в комнате. Шонэс замечал это, полагая, что чем-то расстраивает Джену. Потому наивное дитя копировало повадки мамы, и делал мальчик это, надо сказать, с раздражающей дотошностью. Он пристрастился к привычке прятать ступни в ворс ковра, во время грозы носить плед, читал книжки из маминой коллекции. Раньше, когда что-то увлекало его детский ум, он, как и мама, накручивал на палец прядку волос. Сейчас мальчик отказался от многих перенятых повадок, так как замечал, что Джену это только сердит. С Дирэном же Шонэс не чувствовал себя чужим, поэтому большую часть времени проводил именно с ним, на безопасном расстоянии от матери. Он никогда не спрашивал ни ее, ни Дирэна, почему мама так его сторониться. Ему казалось, что тогда он только сделает хуже. А он любил обоих родителей, ни смотря ни на что.