Пузырь из ненависти, неопределенности и страха набухал до поры до времени и кое-где уже прохудились швы на его тоненькой оболочке из лжи. Ньюйоркцы регулярно проводили мирные демонстрации и шествия. Одно, второе, третье безуспешное собрание, и митинги перерастали в массовые беспорядки. Наиболее непоседливые, но осторожные горожане требовали от властей разъяснений законными методами. Чиновники же отбивались дежурными фразами и комментариями, сбрасывали бедолаг в лабиринты бюрократии. Собрать подписи, оформить документы, дождать рассмотрения жалобы, обратиться в суд. А объяснения официальных властей всегда были разные: то военные тестируют новую аппаратуру, то проводят учения, а уже на следующий день, якобы, прибыли в качестве дополнительной помощи спасателям в случае стихийного бедствия, зима-то аномальная.
Две недели минуло с тех пор, и сейчас большая часть улиц пустовала. Нью-Йорк постепенно обескровили, оставили без человеческих рек, без его автомобильных пробок. Совсем недавно его дыхание сопровождал нескончаемый гул городской суеты. Сейчас город стал мертвенной оболочкой. Огни небоскребов угасли, и те превратились в стеклянные и бездушные монументы. Безлюдные улицы замолчали, их просторы быстро отвоевал снег. Военные передвигались по городу только на технике, потому что тротуары полностью утонули в сугробах.
На снегу еще остались следы недавнего столкновения разъяренных горожан с полицией. Черные пятна зажигательных смесей кляксами запачкали сугробы. Заледеневшие струи запечатлели направления, в которых полиция поливала толпу из водометов. Плакаты с антивоенными призывами ветер гонял по проспектам вперемежку с прочим мусором. Никому не было дела ни до кричащих лозунгов, ни до их смысла, ни до причин и следствий вскипевшего народного гнева.
И все это случалось почти по всему миру. Человечество с ужасом затаило дыхание перед рождением новой войны. Лишь немногие, включая самого Алексея, знали, сколь сокрушительный удар приготовила судьба.
Броневик проехал пересечение седьмой авеню и запада 35-й улицы. В центре Нью-Йорка эвакуация забуксовала и увязла в остром нежелании массы организованных и вооруженных людей покидать дома. Еще оставались заселенные улицы с электричеством и отоплением. Грузовики военных не вывозили горожан, а напротив снабжали их едой и припасами на время изоляции. Хоть никого и не эвакуировали, выходить на улицы запретили. Окна были завешаны плотными шторами и жалюзи, кое-где заставлены мебелью и мешками с песком. Люди огородились от холодной реальности, смиренно ожидали, когда и за ними придут солдаты. Сейчас военные только патрулировали районы, чтобы отлавливать нарушителей изоляции. Несколько улиц полностью заняли базы армии США и их контрольно-пропускные пункты. Расположение военных, их склады и штабы окружали высокие стены из бетонных блоков, кусты колючей проволоки, сторожевые башни. Солдаты на вышках переминались с ноги на ногу, потирали ладони и дышали на них, чтобы хоть как-то согреться.
Чем ближе броневик подъезжал к Таймс Сквер, тем чаще наряду со строгими и функциональными аванпостами армии в переулках выступали баррикады. Вооруженное ополчение, как и принято, собирало их из всего, что подвернется под руку: личных автомобилей, покрышек, мусорных баков, профилированных листов металла и деревянных поддонов. Здесь обосновались те ньюйоркцы, что не подчинились указаниям властей, а организовались в военизированные группировки, чтобы отставить свои дома.
На стены выставили патрули. Над каждым укреплением реяли искаженные версии флага США. В них отличалось количество красно-белых полос и звезд. Военные и полицейские не ввязывались в даже самые мелкие перепалки с вооруженными гражданами. Силовики не провоцировали их и сами с достоинством сносили попытки вызвать ответную агрессию. В сторону полиции бесконечно бросались оскорблениями, насмешками, в ход шли уже и угрозы их семьям. Им вменяли, что они защищают власть, которой нет, которая привела к тому, что вся Америка покроется ядерным пеплом. Буквально несколько дней назад один из ополченцев в качестве шутки указал оружием в сторону группы морских пехотинцев. Простой, как может показаться жест, военным воспринимается знаком прямой угрозы. Морская пехота США – не просто элита, это убийцы, тренированные в условиях бесконечного стресса, натасканные, чтобы воевать и убивать без колебаний, а в редких случаях и с садистским желанием. И на этих прирожденных убийц с рефлексами стрелять во все, что может угрожать их здоровью, ополченец указал винтовкой и сымитировал стрельбу. Словно ребенок, он издавал звуки «Бах» и покачивал оружием. Если бы не приказ и не осознанность командира морпехов: юмориста расстреляли бы еще в тот момент, когда он посмотрел на солдат, взявшись за оружие. Ему страшно повезло. Пока хрупкое перемирие между властями и ополченцами сохраняла лояльность государства, которая откупалась от агрессии припасами, а своих подчиненных неустанно предупреждала о недопустимости применения силы. Еда, вода, лекарства поставлялись в достатке и точно в срок.